Око за око
Шрифт:
— А я, по–твоему, зачем приехал? — усмехнулся Луций, протягивая носильщику еще один динарий.
— Ты? — пергамец скользнул по лицу римлянина. — Ограбить нас!
— Что? — опешил Пропорций.
— Да–да, — подтвердил носильщик. — Ограбить и прибрать наш Пергам к рукам своего Рима!
Луций оторопело уставился на носильщика, а затем стал затравленно озираться по сторонам: казалось, все взоры были устремлены на него.
Косо глядящий на его римскую тогу пергамский военачальник… осмотревший его с ног до головы знатный вельможа… надсмотрщик за рабами на разгрузке
Даже сидевшие к нему спиной купцы, казалось, только делают вид, что сговариваются о ценах, на самом деле они, возможно, лишь выжидали момент, чтобы схватить его и доставить в пыточные подвалы дворца Аттала…
— С чего это ты взял?.. — еле ворочая от страха языком, спросил он.
Носильщик снова взглянул на чужестранца и усмехнулся:
— Да у вас, римлян, это на лицах написано! Как только приезжает новый ростовщик из Рима, так некоторые улицы, а то и целые кварталы перетягивают потуже пояса на халатах! Только и выискиваете, кого бы еще ободрать! От ваших процентов только два пути: петля или рабство… Весь Пергам уже стонет от вас, хотя твоих земляков пока здесь немного — две или три сотни. А что если вас будет тысяча? Десять тысяч?! Чей будет тогда Пергам?!
— А–а!.. — с облегчением выдохнул Луций.
— Поэтому я и беру с тебя лишнюю монету, чтобы напиться на нее и забыть о том, что завтра будет со мной и с моими несчастными земляками! — воскликнул носильщик.
— Ты опасный человек! — медленно проговорил Луций. — И я не хочу доверять тебе свои вещи!
— Да я и сам не хочу везти их! — закричал пергамец. — Подавись своими кровавыми динариями! — швырнул он монеты под ноги римлянину, и они, звеня, покатились по мостовой. — Я лучше подохну от голода, чем куплю на них хоть корку хлеба!
Новый носильщик, к которому обратился Луций, оказался куда сговорчивей первого. Он быстро погрузил на тележку три сундука и вопросительно взглянул на римлянина.
— В гостиницу! — бросил ему Пропорций.
— Тогда с господина еще один динарий! — сказал носильщик.
— Это еще почему?
— Потому что господин — римлянин…
— Опять начинается! — возмутился Луций, но пергамец спокойно сказал:
— Мне придется везти твои вещи в Верхний город, а это далеко и тяжело.
— А разве в Нижнем городе нет приличных гостиниц? — спросил Луций.
— Есть! — ответил носильщик. — Но в ней останавливаются пергамские купцы, которые очень сердиты на римлян. Если они увидят тебя в гостинице, то у господина могут быть неприятности…
— А в Верхнем городе?
— О! Там живет наша знать, и она очень любит вас, римлян.
— Тогда давай в Верхний город!
Настроение Луция падало с каждым шагом. Только теперь, здесь ему стало ясно, за какое опасное и тяжелое дело он отважился взяться там, в бесконечно далеком теперь Риме… Ему вновь захотелось бросить все на полпути, и снова припомнился полузабытый уже разговор с Титом и бродячим философом… Тени вечно мучающихся Тантала, Сизифа1, данаид снова пугающе замаячили перед ним, хотя он был совершенно трезв.
В пути носильщик неожиданно разговорился. Как вскоре понял Луций, это был бесконечно влюбленный в свой город человек, знавший о Пергаме, казалось, все.
— Сначала эти края были священными землями кабиров! — безостановочно рассказывал он. — Потом здесь появились аркадские переселенцы под предводительством Телефа, сына самого Геракла и Авги! Потом сюда пришел Пергам, сын Пирра со своей матерью Андромахой, основавший на вершине этой горы небольшую крепость. Затем…
— Скажи, — грубо перебил носильщика Луций. — А ты давно видел царя?
— Полтора года назад! — кивнул носильщик и продолжил: — Затем сюда пришел Асклепий из Эпидавра, по–вашему: Эскулап…
— А как его здоровье? — снова перебил пергамца Пропорций.
— Кого?
— Ну, не Эскулапа же!
— Ах да, Аттала! Откуда мне знать? Царь вот уже больше года, как заперся в своем дворце и не выходит оттуда.
— Но что–то же у вас говорят о нем! — заметил Луций. — Например, как долго ожидают разрешения на встречу с ним чужестранцы…
— А им вообще нечего ждать! — пожал плечами носильщик. — Царь никого больше не принимает — ни греков, ни пергамцев, ни вас, римлян! Так что ты не сможешь попасть в его дворец, зато можешь побывать в нашей Публичной библиотеке! А у вас, в Риме, есть библиотеки?
— Д–да… — рассеянно пробормотал озадаченный Луций. — У нас одна захваченная Эмилием Павлом в Македонии библиотека царя Персея чего только стоит!
— А она тоже публичная, как и у нас? — продолжал допытываться носильщик.
— Она?.. — замялся Луций. Ему не хотелось унижать достоинства Рима отсутствием того, что есть в каком–то Пергаме, и он значительно заметил: — Между прочим, в этой библиотеке простым скрибой служит сын македонского царя!
— И в ней тоже работают ученые?
«Вот пристал!» — мысленно ругнулся Луций и, оглядевшись, поспешил перевести тему разговора, а заодно и своих мыслей в другое русло:
— Какая у вас чистота! Я бывал во многих городах и столицах, но нигде не видел таких чистых и ухоженных улиц. Будет теперь что рассказать о Пергаме дома, моим любопытным соседям! — доверительно обратился он к носильщику, стараясь вызвать его на откровенный разговор.
Но реакция носильщика на похвалу оказалась совершенно неожиданной.
— Как?! — изумленно вскричал он. — Господин считает, что Пергам — это всего лишь богатый порт и чистые улицы? А наш алтарь Зевса?! Наши дворцы, храмы?!
Носильщик резко повернул тележку в проулок.
— Стой! Куда?! — попытался остановить его Луций, но пергамец не слышал его.
— Вот — наш гимнасий, термы, городской колодец! — кивая по сторонам, объяснял он. — Это — Верхний рынок, центр всей гражданской жизни Пергама. А это — библиотека! В ней двести тысяч свитков! Разве она хуже Александрийской, которую незаслуженно причисляют к одному из семи чудес света?!
— Сумасшедший город! Сумасшедшие люди!.. — бормотал Пропорций, с трудом поспевая за носильщиком и бросая беглые взгляды на красивый мраморный портал над городским колодцем, огромное здание библиотеки, скалы, угрюмо нависшие над Верхним рынком.