Оксфордские страсти

Олдисс Брайан Уилсон

Когда она пришла в себя, сквозь облака просачивался рассвет. Очередной страшный день надвигался беленой стеной. Машина не двигалась. Внутри никого, лишь дверца раскачивалась на ветру. Марта лежала на полу, вся истерзанная и избитая. Вокруг «студебекера», куда ни глянь, одни развалины – как призраки, утонувшие в снегу, застывшие на морозе.

– Господи» зачем я тебе это рассказываю?… – очнулся Стивен.

– Может, потому, что эти картины тебя мучают? Ты говори, говори… Бабушка Шэрон, по-видимому, не умерла, так?

И Пенелопа пригубила водки, стараясь не встретиться со Стивеном глазами.

Он же, наоборот, вглядывался в нее, будто ее слова совершенно его не убедили.

– В общем, так получилось, что Марте удалось выскользнуть

из машины, пока солдаты – те, кто насиловал ее ночью, – то ли ели у походной кухни, то ли получали задание от командира. Кто знает? Главное, что она доползла до церкви и спряталась. Она была убеждена, что умрет. Но ей повезло: ее обнаружил немецкий пастор, он дал ей убежище. Они с женой ухаживали за Мартой как могли. Пастор решил бежать в Швейцарию. Сам он всегда был против нацистов, он предвидел, что рано или поздно Третьему рейху настанет конец… Так вот, этот самый пастор, человек, в сущности, милосердный, оказался ярым антисемитом. И во всем, что случилось с Германией, видел происки международного еврейства. Марту он не спрашивал, еврейка она или нет. У пастора был автомобиль, который вермахт не реквизировал: они с женой попросту его спрятали. Так всем троим удалось добраться до Швейцарии, которая была более или менее нейтральной страной, хотя на самом деле поддерживала Гитлера… Марта долго болела, но ребенка не потеряла. Она совершенно замкнулась. Два года проработала у пастора служанкой в скромном новом доме. Сама вместе с ребенком жила в каком-то сарае. Раньше там, видимо, был хлев. У пастора были связи среди духовенства, и они с женой жили отнюдь не плохо – не сравнить с миллионами людей, которые страдали долгие годы после войны. Некоторые до сих пор страдают. В том числе моя бедная жена… Мать Шэрон выросла в Швейцарии, в деревне под Цюрихом. Ее воспитывала Марта, чудовищно травмированная. И девочка так и не изжила смертельный страх перед немцами, любыми немцами… В результате еще подростком она пересекла Европу, а потом и Ла-Манш… Короче говоря, в Англии она вскоре нашла работу в магазине, а со временем стала заместителем директора. По-моему, где-то в Хэрроу. Там она вышла замуж за отца Шэрон, но брак не был успешным. Хотя как сказать – в результате Шэрон родилась… Но родители расстались, когда ей было пять. Воспитывали ее дальние родственники… Вначале, в первые годы нашего брака, мы были вроде бы счастливы, но потом я стал свидетелем того, как она все больше тонет в этом психозе, корни которого, конечно, в ее прошлом – для меня это несомненно.

– А ты считаешь, что виноват? – спросила Пенелопа.

– Да. Мне кажется, я не справился, не смог ей помочь. Прошлое – тяжкий груз. Шэрон лечится у психоаналитика, однако лучше ей что-то не становится.

Пенелопа тем временем сочувствовала все меньше. Она уже не понимала, отчего он тратит их драгоценное время, рассказывая историю из далекого прошлого, которое, ко всему прочему, даже не было его собственным. Пока он говорил, она вспомнила роман Стефана Цвейга «Нетерпение сердца», [38] где лейтмотивом было: «Бойтесь жалости». Вот уж точно! Интересно, подумала она сегодня хоть кто-нибудь знает Стефана Цвейга?… Наверное нет.

38

Стефан Цвейг (1881–1942) – австрийский писатель, эсееист. Его роман «Нетерпение сердца» (1938) отразил увлечение писателя психоанализом, личное знакомство с Фрейдом: из чувства вины герой романа сошелся с девушкой-калекой, но когда потом все же оставил ее. она покончила с собой.

Она где-то читала, что Цвейг покончил с собой. Кажется, в Бразилии – во всяком случае в Южной Америке. Хорошо бы при случае побольше про него узнать.

А сейчас Стивен, отнюдь не Стефан, все говорил о своих проблемах:

– Надо мной как будто что-то нависает, что-то ужасное… будто несколько километров воды давят, а я на самом дне черного океана. Нередко меня это совсем парализует.

– Страх смерти? – наугад спросила она.

– Хуже. Потому что у этого нет имени. У смерти хотя бы есть имя. Мы знаем про смерть. Она подкарауливает нас, и ее нельзя назвать нежеланной. Может быть, со мной что-то когда-то случилось, что-то ужасное, но только я… я просто-напросто вычеркнул это из памяти. Прости меня.

Пенелопа вскочила, нашла пачку «Мальборо», щелчком выбила из нее сигарету, закурила. Выпустила дым изо рта.

Она в нетерпении пристукивала ногой, пока говорила:

– Если только и думать о подобных ужасах, мы никогда ничего не добьемся. Я не против такой печали – мне студенты без конца поверяют невероятно грустные истории! – но я-то думала, я надеялась,что ты придешь ко мне сегодня со словами любви. Господи, до чего я самонадеянна!

– Да нет же, нет! Все совсем не так! Я просто хотел, чтобы ты понимала…

– Ах, перестань! – Она выдохнула эти слова с яростью. – Я ничего не хочу понимать! Кроме одного: любишь ли ты меня, хоть немного? А теперь ясно что нет. Ты слишком поглощен собой.

Она отвернулась.

– Пенни, прошу тебя…

– Ну, хватит уже! Господи, почему прошлое вечно рушит все в настоящем?! Треклятое прошлое…

Но ее огорчило, что вспышка гнева, которая придала ей сил, вдруг пропала.

Стивен раскрыл ей объятия. Она же сложила руки на груди, то ли защищаясь, то ли отталкивая его.

– Пенни, дорогая моя, ну Пенни… Я совершенно не собирался обидеть тебя. И на самом деле пришел, чтобы сказать, как я тебя люблю. Прости, что признания вдруг куда-то подевались.

Но он от нее так просто не отделается. Дымя сигаретой, она сказала:

– Вечно отговорки, одно и то же… Мне-то что с того?…

– Вот-вот. Может, я просто хотел показать тебе… более того, предостеречь тебя!.. чтобы ты понимала, что я за человек.

– Да будет тебе… – тихо выдохнула она. – Давай еще налью.

Она чуть отвернулась, и тут он обнял ее, притянул к себе за талию, поцеловал волосы на затылке и ухо, и щеку.

– Я не хочу пить, Пенни. Я хочу тебя. Ты такая яркая, красивая женщина. Прости за все эти экскурсы в прошлое. Это моя ошибка. Я понимаю, что ты чувствуешь…

Она повернулась к нему, не вырвавшись, и сказала, то ли смеясь, то ли насмехаясь;

– Тебе не кажется, что это абсурд: притворяться, будто мы способны понимать, что чувствует другой человек. Какая, однако, самонадеянность! А ведь сплошь и рядом мы не в силах понять, что сами чувствуем.

– Это не утверждение, а, скорее, надежда. – ответил он, не выпуская ее. Он уже целовал ее в губы, и она не сопротивлялась.

Она обвила его шею руками и вернула ему поцелуй: ведь и ей это было нужно.

– Ну, ладно, пошли на эту дурацкую вечеринку, будем веселиться. Ты пока иди. Дай мне привести себя в порядок в заходи за мной в девять.

– Отлично!

Он еще раз ее поцеловал.

– Заезжай на машине.

Когда он ушел, с трудом затворив непослушную дверь, Пенелопа некоторое время походила по комнате, раздумывая над его долгим повествованием о том, как выжила бабушка Шэрон. Теперь ей было ясно: Стивен – жертва соетрадания, совсем как герой романа Цвейга. Стивен хотел этим сказать, что не в силах уйти от жены. Пока.

Джереми Сампшен пребывал в доме у Хетти и Джуди; он устроился на краешке одного из собственных стульев, которые отдал им на время, пока не доставили заказанную мебель. Они сидели втроем и пили чай.

Джуди взглянула на часы.

– Да где же этот блинский фургон с мебелью?! – нетерпеливо воскликнула она. – На целых полчаса уже опаздывает.

– Ух ты: блинский! –завопил он. – Блеск! Ругательство – первый сорт!

Она ездила утром в Оксфорд и заказала кое-что из мебели в универмаге «Корте» на Ботли-роуд.