Оксюморон
Шрифт:
— А я о чем? Мы хотели купить постельное белье на распродаже. Понимаете, пенсия маленькая, а все равно хочется…
— Про пенсии тоже потом. Когда вы увидели что-либо необычное?
Женщина поджала губы и процедила:
— Он упал. А до этого шел впереди нас. Впрочем, не уверена.
— Что значит, не уверены?
Тут вступила вторая свидетельница:
— Ну, мы же не рассматривали, кто там впереди нас идет. А он вдруг упал. Я еще подумала: молодой, а среди бела дня напился, ноги не держат.
— Почему вы решили, что он молодой?
— Так видно же, — хором закричали обе дамы. — Стройный, подтянутый, шел довольно быстро — нас обогнал.
— Ага. Значит, это вы заметили. А дальше?
А я уже «видела» то, что было дальше, и о чем обе свидетельницы успели забыть. Действительно, стройный и довольно симпатичный мужчина лет тридцати, с барсеткой на левом запястье, обогнал их, а буквально несколько секунд спустя вдруг споткнулся, на миг замер и раскинув руки, грохнулся назад, затылком на асфальт. И еще я «слышала» два слабых хлопка откуда-то со стороны. Но были ли это звуки выстрелов или что-то еще — не знаю.
— А что дальше? — недоуменно переспросила свидетельница. — Он упал, мы подошли, думали — с сердцем плохо…
— Вы подумали, что он пьяный, или что у него с сердцем плохо? — попытался уточнить Стас.
— Ой, ну я уже не помню, что подумала!
— А кто вызвал «скорую»? Вы?
— Нет… Мы как-то не подумали…
…Они стояли над лежавшим навзничь молодым человеком, видели темно-красное пятнышко в середине лба, кровавые пузыри у рта, лужу крови на асфальте, и думали, что вот — еще один нежданно-негаданно отошел в мир иной, не зря по телевизору все время показывают бандитские разборки, и мрут-то исключительно молодые, а цены все растут, точно сегодня не получится белье купить, нельзя же повернуться и уйти, когда на твоих глазах человека убили, вот и «скорая» подъехала, быстро-то как, к старикам, небось, не дождешься, и полиция тут как тут, придется идти в свидетели, хоть какое-то развлечение, хотя день, конечно, пропал, и что-то еще было перед тем, как этот бедняжка рухнул, что-то неприятное, даже противное, только никак не вспомнить…
Они-то вспомнить не могли, а я все-таки «увидела», что именно оказалось дополнительным раздражителем: мимо со страшным треском пронесся то ли мотоцикл, то ли еще что-то в этом роде — они не разобрались. Но на нервы эти трещалки действуют просто убийственно, и хорошо бы их все запретить или, по крайней мере, убрать с городских улиц. Все это прекрасно, конечно, но мотоцикл был явно лишний, хотя тетенек почему-то клинило именно на нем.
Эту, прямо скажем, не слишком обильную информацию я Стасу потихонечку и слила. Реакция была вполне предсказуемой: отпустить этих, с позволения сказать, свидетельниц и заняться просмотром записей с видеокамер. Да и день почти закончился, в кабинете стало темновато.
Пока Стас с кем-то разговаривал по телефону, я пчёлкой слетала в ближайшую торговую точку, набрала там разных плюшек-крекеров мне и нарезки Стасу и вернулась обратно, никем не замеченная. Не привлекая внимания, зарядила кофеварку, которую, кстати, сама же и подарила Стасу на какой-то профессиональный праздник, нашла две умеренно чистых чашки. Кофе и сахар мой друг всегда держал возле кофеварки, так что с этим проблем не возникло.
В общем, когда обе немолодые красавицы покинули кабинет, Стас с приятным удивлением обнаружил перед собой чашку кофе и выпечку с колбасой. Вот интересно, кто о нем заботится, когда меня нет рядом? Что-то я не замечала никогда никаких свертков с бутербродами или баночек с домашней едой. Впрочем, Лялечка не по этому делу. Она вообще готовить не желает, предпочитает кушать в ресторанчиках. Стас как-то рассказывал, что на реплику её подруги, что это дорогое удовольствие, и неплохо б дома готовить — она гордо возразила:
— Мое время стоит дороже!
Заметим, барышня нигде не работает, ничем кроме собственной персоны не интересуется, и постоянно бравирует тем, что лично ей деньги не нужны, и что Стас пропадает сутками на работе исключительно ради собственного удовольствия. По ее мнению, хорошие мужья дома сидят, жёнам помогают. На резонный вопрос, а где же тогда брать деньги-то, если не ходить на работу, с полным недоумением отвечала:
— Но, у нас же есть деньги!
Объяснить ей, что эти деньги есть его заработная плата Стас так и не смог. Лялечка считала, что это — его проблемы, во-первых, и тяжелый характер — во-вторых.
Такая вот логика. Лично я — убила бы, а Стас только усмехается:
— Да пусть ее… Она еще маленькая. Вырастет — поумнеет.
С одной стороны, Лялечке только-только исполнилось двадцать пять: можно считать маленькой, а можно — вполне сформировавшейся тетенькой. С другой стороны, поговорку «в двадцать лет ума нет — и не будет» пока еще никто не отменял. Наконец, две предыдущие супруги тоже считались «маленькими», но когда общий объем их детских шалостей превышал максимально допустимую норму, супружеской идиллии наступал закономерный финал.
Судьба Лялечки была, таким образом, предопределена еще до того, как она познакомилась со Стасом. Но этот брак длился уже три с половиной года — на шесть месяцев дольше, чем два предшествующих. Верить в то, что «это — Любовь», я отказывалась категорически не только на сознательном, но и на подсознательном и даже на бессознательном уровне.
Проще говоря, я отчаянно ревновала и где-то даже страдала. А страдания вредно сказываются на характере любой женщины, тем более — ведьмы.
— Ну, давай подведем промежуточные итоги, — услышала я голос Стаса. — Хотя, мне кажется, подводить пока нечего.
— Попробовать-то можно, — резонно возразила я. — Хуже не будет.
— Не будет… Значит имеем мы убиенного Серебрякова Геннадия Анатольевича, тридцати трех лет от роду, служащего Сбербанка, зарегистрированного в городе… Оказывается! Зарегистрированы мы в городе Пущино, Московской, правда, области, но уже почти Тульской, если верить географической карте. А вот где он в Москве проживал — сие пока нам неведомо.
— Может быть и не проживал?
— Ну да, и кажинный божий день тратил три часа на дорогу в один конец? Не складывается, дорогая подруга.
— Снимал квартиру?
— Только комнату. Оператор Сбербанка — максимум двадцать одна тысяча в месяц, причем «грязными». Цена заплеванной «однушки» за пределами Кольцевой. А кушать? А в парикмахерскую? А все остальное?
— Домашнего адреса, значит, нет…
— Между прочим, точного места работы — тоже. В нагрудном кармане нашли бирку оператора, только…
— Ну, не тяни ты кота за хвост! Или я начну просто читать твои мысли.
— Не вздумай! Короче, нет в этом отделении Сбербанка такого сотрудника. В других, кстати, тоже.