Октавия
Шрифт:
Кори поднял глаза, в глубине которых вспыхнули тревожные искры.
– Неужели не понятно, почему я тогда сбежала, даже не повидавшись с тобой? Ноэль сказала, что она возвращается к тебе, - и я просто не выдержала.
– Говори, - сказал он, бледнея еще больше.
– Неужели не понятно, что я люблю тебя?
– Она всхлипнула.
– Что ты для меня дороже всех на свете?.. Что я не могу жить без тебя?
Больше ей не пришлось ничего говорить. Он тут же оказался с ней рядом. Руки, о которых она так долго мечтала, с силой стиснули ее, и от
Но, когда он заговорил, в его голосе звучала почти безнадежная тоска.
– Я люблю тебя, Гэрриет. Но у нас ничего не выйдет. Во мне накопилось слишком много усталости. Я слишком стар для тебя.
– Господи!
– пробормотала она.
– Ты - стар? Да у меня при одной мысли о тебе слабеют коленки. Я еще никогда ни по кому так не сходила с ума!..
Кори удивленно разглядывал ее полураскрытые губы, горящие щеки и глаза, спутанные волосы.
– Эй, - сказал он.
– Ты правда меня любишь? И что теперь прикажешь мне с этим делать?
– Уж пожалуйста, сделай что-нибудь.
Она теснее прижалась к нему, и ее бешено колотившееся сердце забарабанило к нему в грудь, как в дверь.
– Осторожнее, Гэрриет, - сказал он и попытался улыбнуться.
– Почему осторожнее?
– Потому что мне начинает мерещиться впереди какое-то утешение.
– Он стал целовать ее в лоб, щеки, соленые от слез, губы.
– Милая, - говорил он, - только не давай мне опомниться, чтобы я не устыдился самого себя. Я знаю, мне должно быть стыдно, потому что я никуда тебя не отпущу. А что еще мне остается, когда ты такая восхитительная? Но ты сама не понимаешь, на что идешь! Ей-Богу, я кошмарный муж.
Гэрриет в страхе отскочила от него.
– Ты меня не понял! Я совсем не хотела, чтобы ты на мне женился.
Кори улыбнулся.
– Ну, не все тебе диктовать условия. И потом, ты же сама сказала, что не вернешься в Йоркшир, если только я не пообещаю целыми днями к тебе прикасаться.
Гэрриет вспыхнула.
– Я не говорила ничего подобного.
– Словом, если ты станешь моей, то только навсегда. Понимаешь - навсегда, навеки.
От волнения у нее опять задрожали руки.
– Но получается, что я вынудила тебя?..
– Милая моя девочка, - тихо сказал он.
– Я ведь знаю, какая ты скромная и застенчивая - кроме тех случаев, когда тебя развозит на охотничьих балах, и знаю, какое это для тебя испытание - прийти и сказать, что ты меня любишь. Но если бы ты знала, какое это чудо для меня! Бог знает, сколько лет я не слышал слова “люблю” от той, кого люблю сам… И оно было сказано искренне.
Как странно, - продолжал он, отводя прядь волос у нее со лба.
– Я не могу теперь припомнить, когда именно я начал тебя любить. Я все время убеждал себя, что забочусь лишь о твоем благе - и когда уводил тебя от Билли, и когда набросился на тебя за то, что ты ужинала с Китом, потому что он бабник, и когда пытался уговорить тебя не ехать с Саймоном, потому что ты не будешь счастлива с таким мужем, - и все это время меня, наверное, снедала ревность, потому что ты нужна была мне самому. Я так привык мучиться из-за Ноэль - мне даже в голову не приходило, что я смогу когда-нибудь полюбить кого-то другого. А потом ты уехала - и дом для меня превратился в склеп. Конечно, я должен был дать вам с Саймоном шанс, но через пять дней я понял, что больше не могу, и приехал сюда, и… Вот, смотри.
Он вытащил из кармана пачку сигарет, на которой был нацарапан номер телефона.
– Это номер Саймона, - растерянно сказала Гэрриет.
Он кивнул.
– Я собирался позвонить и уговорить тебя вернуться.
Когда он сказал это, Гэрриет вдруг поверила: этот сложный, невыносимый, прекрасный человек любит ее по-настоящему.
– Как мне хорошо, - сказала она и разревелась.
– Скажи, - она обвила руками его шею, - у вас с Ноэль правда все кончено?
– Правда. Она как корь - два раза ею не болеют.
Гэрриет прыснула.
– Ты говоришь, как Кит. А где она сейчас?
– Не знаю. Копит где-нибудь силы, чтобы на той неделе появиться на суде во всеоружии.
– Улыбка сползла с его лица.
– Думаю, это будет удовольствие ниже среднего. Скорее всего она попытается вызвать тебя в суд и облить грязью.
– Плевала я на нее, - сказала Гэрриет и стала целовать Кори.
***
– Дети правда в порядке?
– спросила она через некоторое время.
– Господи, как же я по ним соскучилась!
– Они тоже. Они грозились, что если я не поеду за тобой в Лондон, то они сами сядут в поезд, разыщут тебя и силком привезут обратно. Надо поскорее им позвонить и сообщить новость. Представляю, как они обрадуются.
Теперь Гэрриет беспокоило только одно.
– А где Севенокс?
– спросила она.
– Вообще-то он здесь, - сказал Кори.
– Я подумал, если мы оба его бросим, у него может начаться собачья депрессия - и взял его с собой.
– Как здорово! А можно мне на него взглянуть?
– Конечно. Он в моей спальне, в том конце коридора. Кстати, - говорил он по дороге, - он заметно изменился к лучшему. Я решил воспользоваться твоим отсутствием и научить его кое-каким правилам приличия. Оказалось, что при условии достаточной твердости он вполне обучаем. Он уже выполняет команды “сидеть” и “нельзя” и приходит, когда его зовут. А главное - он больше не валяется на кроватях и не грызет все подряд.
– Надо же, - сказала Гэрриет, толкая дверь спальни и заглядывая внутрь.
Севенокс лежал на кровати и громко храпел. Его серая косматая голова покоилась на подушке, а рядом лежали измочаленные до неузнаваемости замшевые туфли.
– Какой лапочка, правда?
– шепнула Гэрриет.
Севенокс открыл глаза и увидел ее.
– Нельзя!
– громовым голосом приказал Кори.
– Нельзя!
Севенокс одним прыжком сиганул через всю комнату к двери и, подвывая от восторга, бросился на Гэрриет, так что она с трудом удержалась на ногах.
– Нельзя!
– ревел Кори.