Октавия

Купер Джилли

– Я о тебе не забывал.
– Тут кто-то заговорил с ним.
– Я должен идти. Постараюсь навестить тебя завтра.

Он повесил трубку. В этот момент вошел Рори и остановился в дверях.

– Ты с ума сошла?
– сказал он негромко.
– Стоишь на сквозняке, когда тебе следует лежать в постели. С кем ты говорила?

– С Коко. Я сказала ей, что вернулась домой.

– Она, между прочим, в Лондоне, - язвительно заметил он.

Подойдя ко мне, он положил мне руки на плечи и какое-то время смотрел на меня. Ярость в его глазах погасла.

–

Послушай, - сказал он, - ты зациклилась на Финне, но он для тебя не выход из положения. Для него не существует ничего, кроме его работы. Он во всем руководствуется здравым смыслом.
– Лицо Рори на мгновение смягчилось.
– А в тебе его ни на волос. А теперь иди ложись, я тебе принесу что-нибудь поесть.

Я легла и стала думать о Финне, но в голове у меня, как неотвязчивый мотив, звучала одна и та же мысль: если бы он любил меня, он бы не отпустил меня домой. Рори вовсе меня не любит, он любит Марину, но все же он настоял, чтобы я вернулась домой. В голове у меня все перемешалось. Я не могла разобраться в своих чувствах. Мне хотелось домой, к маме.

На следующее утро зазвонил телефон.

– Это твой приятель-доктор, - сказал Рори, кладя трубку.
– Он заедет навестить тебя через полчаса.
– Он вернулся к мольберту и начал шумно рыться в поисках тюбика с охрой. Потом он эти поиски бросил, налил себе виски и взялся за кисть.

Мне смертельно хотелось встать и привести себя в порядок перед приходом Финна. Украдкой я спустила ноги с кровати.

– Ты куда?
– не оборачиваясь спросил Рори.

– В туалет.

– Опять? Ты только что была.

– У меня что-то вроде расстройства желудка, - сказала я, пробираясь потихоньку к двери.

– В таком случае едва ли есть необходимость брать с собой косметичку, - сказал Рори.

– Ах, это, - я покраснела и положила сумку на столик.

В ванной никакой косметики не было. Я умылась, припудрила заблестевший нос тальком Рори и расчесала волосы щеткой Вальтера Скотта. Затем я снова легла. Рори работал с ожесточением. Очень осторожно я дотянулась до сумки и с такой же осторожностью открыла ее. Разумеется, флакончик духов оказался на самом дне. Я выгребла его оттуда, открыла и только что собралась надушить себе кисти рук, как Рори обернулся, и сумка со всем ее содержимым, включая открытый флакон, с грохотом рухнула на пол.

Рори не нашел в этом ничего смешного. Скандал был в разгаре, когда раздался звонок. Рори пошел открывать. Я запихнула сумку с ее содержимым под кровать. В комнате несло духами как в борделе.

Финн вошел с каменным лицом, но, увидев меня, улыбнулся. Рори стоял спиной к камину, не сводя с нас глаз.

– Не беспокойтесь, Рори, я не задержусь, - сказал Финн, взяв меня за руку.

– Я останусь здесь, если вы не возражаете, - сказал Рори.

– Возражаю, - огрызнулась я.
– Когда вы тут оба, я чувствую себя подопытным кроликом.

– Я могу отвернуться, если хочешь, но вы рукам воли не давайте, доктор.
– Рори повернулся к окну, насвистывая Моцарта.

– Как ты себя чувствуешь?
– спросил Финн.
– Аппетит есть?

– Волчий, - сказал Рори.

– Ничего подобного.
– Я схватила Финна за руку.

– Тебе незачем щупать пульс доктору, Эмили, - сказал Рори.

– Да замолчи ты.

Финн немного походил на солидную рабочую лошадь, под ногами которой, огрызаясь друг на друга, крутится пара дворняжек.

– Это несправедливо, - сказала я потом Рори.
– Стоит только посмотреть на вас с Мариной.

– Речь не обо мне и не о Марине.
– Глаза Рори раздраженно блеснули. В углу Вальтер Скотт, урча, грыз вешалку.

– Вальтер возмущен твоим поведением, - сказала я.
– А уж он-то знает все про собак на сене.

Глава 28

Прошла неделя. Я выправила корректуру каталога выставки Рори. Он работал без отдыха, создавая какие-то буйные, мятущиеся, напряженные образы: безногие младенцы, ищущие пути в мир живых; искаженные родовыми муками лица женщин. Это были безобразные, чудовищные и в то же время неимоверно впечатляющие композиции. Мне впервые пришло в голову, что Рори не остался равнодушным к потере нашего ребенка.

Он был весь как минное поле: стоило сделать один неверный шаг, и он взрывался, и вспыхивающий пожар мог тлеть часами. После посещений Финна все было еще хуже.

С каждым разом Финн казался все более отчужденным. Я не могла с ним даже поговорить, потому что Рори не сводил с нас свирепого взгляда. Выходило ужасно неловко.

Однажды ночью я проснулась и увидела стоявшего около постели Рори. Огонь в камине догорал. За окнами, как гигантский питон, шевелилось море.

– В чем дело?
– спросила я встревоженно.

– Я кончил последнюю картину.

Я села, протирая глаза.

– Вот и умница. Ты работал всю ночь?

Он кивнул. Под глазами у него легли огромные тени.

– Ты, наверно, ужасно устал?

– Есть немного. Я думаю, нам нужно это отпраздновать.

Он налил два бокала шампанского.

– Который час?
– спросила я.

– Около половины шестого.

Я отпила глоток. Шампанское было ледяное и восхитительное на вкус.

– Нам бы следовало сидеть на скамейке среди роз, - сказала я, смеясь.
– Ты в парадной сорочке, перепачканной моей помадой, а я в вечернем туалете с ниткой жемчуга на шее.

Он засмеялся и сел на постель. Внезапно я почувствовала себя как на угольях - как будто я была девственницей, и мы никогда вместе не спали.

Слегка наклонившись, он смахнул со лба прядь моих волос, и тут это случилось. Снова обрело силу былое волшебство, прежние чары завладели мной.

Рори, казалось, не замечал происшедшей со мной перемены.

– Тебе надо было бы поспать, - сказала я.

– Мне надо укладывать холсты. Бастер захватит их в Лондон на своем самолете.
– Не глядя на меня, он добавил: