Октавия
Шрифт:
Рори нахмурился.
– Ты меня так ненавидишь, что не терпишь даже моего прикосновения?
– Нет… я хочу сказать…
– Что ты хочешь сказать?
Напряжение становилось невыносимым.
– Я не могу объяснить.
Он пожал плечами.
– Будь по-твоему. Я возьму для тебя у матери пару таблеток снотворного.
Я села в постели, закрыв лицо руками. Мне было дурно. Как я могла объяснить ему, что стоит ему притронуться ко мне - и я пропала. Теряя последний рассудок от вожделения, я скажу ему, что люблю его, что жить без него не могу -
Снотворное Коко оказалось очень эффективным. Я проспала до полудня. Солнечные лучи проникали сквозь занавески, стояла тишина, нарушаемая только настойчивым пением дрозда да случайным щелчком клюшки по мячу для гольфа в саду.
В камине горел огонь. Аромат фрезий ощущался еще более явственно. Вальтер Скотт растянулся у меня в ногах. Какая миленькая комната, подумала я. Какое-то мгновение я пребывала в эйфории, порожденной снотворным, но постепенно события вчерашнего вечера просочились в мое сознание. Сначала появилась сестра Коко, а потом этот великолепный русский, оказавшийся отцом Рори, а потом до меня дошло, что Рори вовсе не брат Марины и ничего не может помешать им теперь пожениться и иметь кучу потрясающих детей. О Господи, извивалась я на подушках, плохи мои дела.
Что мне делать дальше? Прошлый месяц был не из легких. Рори и я не спали вместе, но по крайней мере посмеялись раз-другой, и, хоть он и не любил меня гак, как Марину, он искренне старался как-то наладить наши отношения. И тут мне на память пришли вчерашние слова Марины: “Не будь он мой брат, он бы вас тут же бросил”.
Я долго лежала с невыносимо тяжелым чувством, потом встала и отдернула занавеси. День был прекрасный, море сверкало, лиственницы покачивали бледно-зелеными ветвями на фоне голубого неба. Солнце согревало мои волосы, разглаживало легкие морщинки на лице, оставшиеся после ночи.
Я отошла от окна и замерла у зеркала, я изучая свою фигуру. Единственной компенсацией за душевные муки была потеря веса. Я забыла на минуту все свое уныние, любуясь своим плоским животом, а потом втянула щеки и, приняв надменное выражение фотомодели, приподнялась на цыпочки.
– Очень мило, - раздался голос от двери, - ты еще когда-нибудь попадешь на обложку “Плейбоя”.
Это был Рори. Зардевшись от смущения, я схватила полотенце, чтобы закрыться.
– Не надо, - сказал он, прикрывая дверь. Он казался в высшей степени довольным собой. Я с отчаянием подумала, уж не провел ли он ночь с Мариной.
– У тебя вид получше, - сказал он, подходя ко мне.
Я попятилась.
– Ради Бога, Эм, прекрати шарахаться от меня, как испуганная лошадь.
На нем был темно-синий свитер и старые джинсы, перепачканные краской; волосы ему взъерошил ветер: он был настолько хорош, что я почувствовала, как будто внутри у меня все растаяло. Я опустила глаза, чтобы он не прочел в них откровенного желания. Я так его жаждала, что мне пришлось поспешно залезть обратно в постель и закрыться по шею простыней.
– Вот умница, - сказал Рори.
– Просто жалость вставать в такой прекрасный день.
– А где все?
– спросила я.
– Бродят по дому полуодетые и жалуются на похмелье.
Он сел на кровать и закурил.
– Тебя дым не беспокоит или тебе все еще не по себе?
Я покачала головой, удивленная таким необычным вниманием.
– Как ты привыкаешь к своему новому… отцу?
– Я слегка споткнулась на последнем слове.
Рори ухмыльнулся.
– Он мне нравится. Но вообще-то он подозрительная личность. Он уже пытался взять у меня денег взаймы. Что касается мужчин, у матери всегда был отвратительный вкус. Я рад, что он меня не воспитывал, а то сидеть бы мне сейчас в тюрьме для психов.
– А он действительно аристократического происхождения?
– Не думаю, признаки вырождения, правда, налицо, но насчет Петра Великого все это ерунда. Похоже, однако, что родословная у меня занятная. Тебя не шокирует, что муж у тебя незаконнорожденный?
– А тебя?
– спросила я уклончиво.
– Ничуть. Я никогда не понимал, как я мог оказаться в родстве с Гектором. Его любимым художником был Питер Скотт. Осталось только утрясти один маленький вопрос с нашим поверенным. Имею ли я право на состояние Гектора?
– Тебя это беспокоит?
– Не особенно. Мне нравится идея жить впроголодь в какой-нибудь мансарде.
– Он бросил на меня взгляд из-под опущенных ресниц.
– А тебе?
– Я не пробовала, - сказала я осторожно.
– Как отнеслась ко всему этому твоя мать?
– Так себе. Мне кажется, ситуация ее немного раздражает. Бастера и Алексея водой не разольешь. Рыбак рыбака видит издалека. Алексей, как все иностранцы, преисполнен благоговения к нравам и обычаям английской аристократии. Его цель в жизни, как и у Бастера, истребить как можно больше дичи. Он был так расстроен, узнав, что закончился сезон охоты на куропаток, что Бастер обещал взять его сегодня с собой пострелять голубей.
– А ты пойдешь?
– Почему бы и нет? Естественно, матери это не по вкусу. Она не только не обретает вновь бывшего любовника, но и теряет мужа. Алексей сейчас временно холостой, и они с Бастером могут чудесно поладить.
– Но он Бастеру в отцы годится.
– Быть может, так оно и есть.
Я расхохоталась. Рори взял меня за руку.
– Последнее время ты редко смеешься, Эм. Я думаю, нам надо поговорить.
Я выдернула свою руку.
– Так все говорят, - сказала я дрожащим голосом, - когда хотят сообщить что-нибудь неприятное.
– Я тебе порядком попортил кровь с тех пор, как мы поженились. Последние полгода тебе пришлось несладко.
Меня охватила паника.
– Пойди сюда, - сказал он просяще, - ну иди же ко мне.
– Он протянул руки.
– Нет, - проговорила я с отчаянием.
– Нет, нет, нет!
Я знала точно, что он намеревался мне: сказать. Я так с ним несчастна, что, уж конечно, не захочу оставаться его женой, так что почему бы нам не разойтись полюбовно? Если бы он только ко мне прикоснулся, я бы разрыдалась.