Октавия
Шрифт:
– Это, когда вошли мы с Гарэтом?
– Ну да.
Я встала и подошла к окну.
– Любой мужчина был бы польщен, если бы за ним так настойчиво бегали. Во всем виновата жара и то, что мы долго находились в замкнутом пространстве. Бог мой, да он, между прочим, всего-навсего меня поцеловал! Он тебя любит, и это действительно так. Он был абсолютно невменяем вчера, когда мы возвращались домой.
Гасси выдернула волосок из прически.
– Да?
– вяло спросила она.
– Между прочим, - продолжала я, - ты как-то заявила на яхте, что готова к его изменам и собираешься всегда его прощать.
– Да, я говорила, - всхлипнув, сказала Гасси, - но
Я подошла к ней и обняла ее.
– Пожалуйста, Гасси, не плачь!
– Не дотрагивайся до меня!
– разозлилась она.
– Я всю ночь думала о тебе. Ты злая. Ты всегда была такой. Еще в школе ты всегда злилась на моих друзей и старалась оторвать их от меня. А сейчас ты украла у меня самое дорогое в жизни. Зачем ты это сделала? При твоей красоте тебе ничего не стоит завоевать любого мужчину, если захочешь.
– Потому что я всегда завидовала тебе, - медленно сказала я, повторяя слова Гарэта, - потому что, несмотря на мои золотые волосы и длинные ноги, тебя всегда любили больше, чем меня.
Воцарилось молчание.
– Я ценю то, что ты пришла ко мне и все это сказала, - произнесла она тихим голосом.
– Это кое-что меняет. Прошлой ночью у меня был долгий разговор с Гарэтом.
– И что он сказал?
– спросила я как можно безразличней.
– Что Джереми по своей природе человек легкомысленный, и мне лучше всего выйти из игры и порвать с ним. Он сказал, что может быть ты и провоцировала Джереми изначально, но по размышлении он понял, что Джереми только и ждал такого случая, и что вчера инициатива принадлежала Джереми. Он сказал еще, что женитьба для Джереми была бы одной сплошной цепью супружеских измен, и что он собирался жениться на мне только из соображений надежности и ради моих денег.
– Но это же жестоко, - выдохнула я.
– Разве? Это как раз то, что я ценю в Гарэте: он всегда говорит правду.
– Он ничего больше не сказал?
– оцепенев, спросила я.
– Я имею в виду обо мне?
– Не слишком много. Он согласился со мной в том, что, если ты положила на кого-нибудь глаз, устоять перед тобой невозможно.
Я закусила губу.
– Я раскаиваюсь.
– Для меня все не так просто, - сказала Гасси, играя кисточкой от халата.
– Я не очень легко завожу приятелей. Джереми был первым мужчиной, который сказал, что любит меня. Я не могу, как ты, пойти завтра на вечеринку и немедленно приобрести нового друга. Идя по улице, я не ловлю на себе восхищенных взглядов мужчин. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое быть начисто лишенной сексуальной привлекательности. Для тебя это только вопрос времени, а я могу никогда больше не встретить мужчину, который захочет на мне жениться.
Я почувствовала раздражение. Какого черта она не сядет на диету? Потом я почувствовала себя виноватой.
– Ты сможешь когда-нибудь меня простить?
– Не знаю, не сейчас. Возможно через пару недель я буду чувствовать себя по-другому.
Я направилась к двери.
– Ты захочешь видеть Джереми, если он придет к тебе?
Она разразилась слезами.
– Да, безусловно.
***
Только уйдя от нее, я осознала всю безысходность своего собственного положения. С того момента, как мы оставили яхту, я пребывала в каком-то оцепенении от всех невзгод, словно положила свое сердце в холодильник до выяснения отношений с Гасси и Джереми. Теперь я вдруг осознала, что меня ждет - агония любви к человеку, который ненавидит и презирает меня и стал бы презирать еще больше, если бы услышал, что я наговорила Гасси.
Следующие несколько дней я испытывала сильные душевные муки. Никогда не думала, что можно так страдать. Меня одолевали поочередно то гордость, то отчаяние, то страстное желание. Я плакала ночи напролет и по малейшему поводу и днем. Снова и снова я спускалась к реке с мыслями прыгнуть в нее. Тысячу раз я пыталась писать Гарэту оправдательные письма и рвала их. От безысходности я не могла даже забыться в мечтах.
По вечерам я чаще всего одалживала у хозяина дома машину, ехала через весь город и сидела в ожидании возле дома Гарэта, но там никогда не зажигался свет, и я, выключив двигатель, безутешно плакала.
Глава четырнадцатая
Изнуряющая жара продолжала терзать Лондон. Грин Парк у моего дома постепенно переставал быть зеленым. Платаны покрылись толстым слоем серой пыли. Выгоревшая трава стала безжизненно-желтой. На автобусных остановках молча страдали пассажиры, едущие в пригород.
Во второй понедельник после нашего возвращения из путешествия меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Завернувшись в полотенце и шагая по ковру, заваленному разной корреспонденцией, в основном желтыми казенными конвертами, я заглянула в глазок, смутно надеясь на то, что это Гарэт. Но это оказался тощий юноша с усами и ушами-пропеллерами, в помятом костюме и с веером авторучек в нагрудном кармане. Кажется, он не собирался отрывать руку от кнопки звонка. Я открыла дверь. Он устало посмотрел па меня.
– Мисс Бреннан?
– Нет, - ответила я. Это был старый трюк.
– Но мисс Бреннан здесь живет?
– Да, конечно, но она сейчас за границей. Я могу быть вам полезна?
– Это по поводу ее налоговой декларации. Мы постоянно ей напоминаем. Это довольно срочно.
– Да что вы!
– сочувственно сказала я.
– Я уверена, что она не уклоняется от налогов. Скорее не имеет ни малейшего понятия об этой декларации.
– Большинство людей прекрасно ориентируется, когда речь заходит о том, чтобы платить по ним, - ответил он, при этом его утомленные глазки забегали по моему телу.
– Когда вы ждете ее обратно?
– Она улетела на Багамы, оттуда собиралась в Нью-Йорк, где у нее множество друзей. А вот, когда вернется, она ничего не говорила.
– Нас интересует сумма, которую она заработала, когда делала рекламу для Херберта Ривсона.
Слава Богу, что он смотрел на мои ноги, а то бы заметил, как я позеленела.
– Это же было три года назад, - заикаясь, сказала я, - и к тому же в Америке.
– Да, но заплатили ей представители их фирмы в Англии и, естественно, декларировали это.
– Бедная Октавия!
– едва слышно произнесла я.
– Вы случайно не знаете, сколько она задолжала?
– Ну, - сказал он доверительно, - обычно мы не раскрываем цифры (очевидно, я его так потрясла, что мои он раскрыл), но я думаю, что это пятизначное число. А она случайно не оставила на всякий случай своего адреса, нет?
– Нет, не оставила. Ой, телефон звонит, я должна ответить, - сказала я твердо и захлопнула дверь перед его носом.
Десять тысяч фунтов! Где к дьяволу я достану такую сумму? Охваченная ужасом, я побежала к телефону, надеясь, что каким-то чудом это окажется Гарэт. Но оказалось, что это Ксандр. С момента своего возвращения я поговорила с ним только на лету. Он был занят, поэтому я не стала рассказывать ему о Гарэте. Да и не была уверена, что мне этого хотелось. Я бы не перенесла, если бы он отнесся к этому несерьезно.