Олег. Романтическая история о великом князе по мотивам русской летописи «Повесть временных лет» монаха Киево-Печерского монастыря преподобного Нестора-летописца
Шрифт:
– Я давно всё понял, – ответил силач, – но, может быть, дело не в девке, тем более что она верит грекам, то есть этому их Христу!
– А в чём?
– А вот этого никто из нас не знает!
Светлые князья замолчали, они сидели и смотрели на огонь. За стенками шатра чудская рать мокла под дождём, люди немного подкрепились и готовы были двигаться дальше, но их никто никуда не вёл.
Молодой Лехо выкатил из костра другой уголёк и стал поворачивать его то так, то так, ветка подгорала и светилась оранжевым огоньком, трепетным и слабым, еле-еле державшимся на кончике. И вдруг Лехо бросил ветку в костёр.
– Надо перебираться на Хортицу, раз Олег уже здесь.
– И что дальше?
Лехо сжал пальцы в замок.
– Дальше надо сделать по-другому, уже не пугать князя хазарами, а сделать так, чтобы Олег сам отказался от похода и мы вернулись домой.
– Или убить Олега, – вступил Сууло.
– Если убьём, сможем ли вернуться?! – Вееле сказал это, не поднимая глаз.
– Смотря как убьём! – поддержал Лехо силача.
– Тогда снова придётся платить дань, как раньше…
– Ну и что? Платили же!
– Да, платили, только за то, что перестали платить и стали платить Олегу, хазары станут с нас брать такую дань, на которую у нас сил не хватит.
– Тогда какой выход?
– С Олегом мы будем и дань ему платить будем, только нам этот поход не нужен, и убивать его нельзя.
– Вот так, шли-шли и ни к чему не пришли…
– Не пришли, потому что Олег на высокой волне нас догнал…
Лехо вдруг поднял палец.
– Тихо, послушайте!
Все затихли и услышали тишину – по шатру перестал стучать дождь.
Светлые князья поднялись и пошли к выходу. Дождь действительно перестал, и рядом с палаткой уже стояли тысяцкие и сотские.
– Рассёдлывай, – приказал ближнему Вееле.
На Хортице
Олег и Фарлаф далеко впереди увидели на высоком правом берегу огонь.
– Как думаешь, чудь?.. – спросил Олег.
– Дойдём до Хортицы, ясно будет, – ответил Фарлаф.
То, что рассказал Радомысл, огорчило, но не было неожиданным. Олег тоже не доверял чуди, как и остальные, – никто не доверял чуди, но они дошли по правому берегу Днепра до Хортицы. Это были они, и они были готовы переплыть, если бы не такая высокая и быстрая вода – просто смоет. Поэтому Олег велел одному кораблю пристать к коренному берегу и привезти светлых князей и их тысяцких.
Послал Радомысла и Велимида.
Утро выдалось ясное.
Олег осматривался на покрывшемся свежей зеленью острове. Он наблюдал, как с пристававших один за другим кораблей уставшие его ратники забрасывали ужи на кусты и деревья. Потом они не искали места поуютнее, а падали на сырую после ливней землю и засыпали, раскинувшись во весь рост и ширь рук, или поджимали под себя ноги и сворачивались калачиком, как собака, которая укрывается собственным хвостом, ничего не подстелив. И, ударь сейчас другая гроза, пуще и хлеще, никого она не разбудит.
На ногах оставались только самые сильные – сотские и тысяцкие, воспитанные в дальних походах и тяжелых испытаниях, – им надо всё подготовить; а ещё волхвы.
И к дубу никто не подходил, даже кудесники пока держались шагов за двести.
И Василиса за ним ходила сама не своя.
«Одна баба среди стольких мужиков, что же тут удивляться?» – думал сам себе Олег и тоже не знал, куда ему прислониться, пока не подбежал Родька. Малому удалось и погрести, и поспать, и помокнуть, и никакая усталость к нему не липла, он был бодр и свеж, будто в бане вымылся.
– Княже, – обратился он к Олегу, – ты бы шёл на ладью, там и шатёр есть… Всю ночь толкались, можешь и вздремнуть, а чего надо будет, так я кликну, а?
Олег глянул на Василису, та отвернулась и нагнулась сорвать какие-то то ли травинки, то ли былинки.
Он кивнул Родьке, и тот повёл их на корабль, где на корме действительно натянули полог.
– Тут я буду, недалеко… – сказал Родька и пошёл от ладьи.
Олег растянулся, положил голову на колени Василисе, но мысли мешали заснуть. Он их гнал, а то старался ровно дышать или думать о приятном… Но о чём ещё можно думать, когда голова и так покоится на коленях красивой девушки, да ещё и умной.
«А почему она всё время молчит?» – вдруг пришла мысль, и Олег удивился: да мало ли он на своём веку видел женщин, которые в его присутствии молчали, – в его присутствии женщины всегда молчали и были при нём просто женщины. Уже его дружина роптала, мол, помрёшь, а нас на кого оставишь, кому служить? Как-то Олег позвал Фарлафа и Велимида и сказал, мол, пусть боле не ропщут, после него законным князем Киевским будет сын Рюрика – Игорь, но всё равно роптали. Тогда нашёл Олег жену Игорю – Ольгу, и сейчас не мог нарадоваться, сколь верным оказался выбор – Ольга была красива, умна и спокойна и остужала молодого, горячего, скорого на решения князя, как прохладный, свежий ветерок остужает распалившегося всадника.
И роптать перестали!
Олег знал… Олег много знал!
Главное знал – кто воду мутит.
А чудь, так это – слухи, предрёк же волхв, Олег ухмыльнулся, что он примет смерть от своего коня.
То, что ему рассказал Радомысл, было пока лишь слухами. Сколько Олег себя помнил, всегда бродило что-то, то одно, то другое: про чудь, про хазар, про норманнов, одно и то же – что кто-то против кого-то мутит воду.
Но только начни выяснять и разбираться, и окажется, что главные, кто мутит воду, – это греки. Они ссорят между собою светлых князей, ссорят отца и сына, брата и брата; подкупают тысяцких, их жён, их детей, стравливают друг с другом, как стравливают собак или петухов. Греки везде – и рядом с дружиной, и рядом с хазарами, и рядом с норманнами, и между всеми светлыми князьями.
Когда Олег был с Рюриком, так же были греки и бархатными руками перебирали золото, каменья, шелестели шелками, расстилали аксамиты, держали в прохладных подвалах глиняные амфоры с винами, а в тёмных склянках растёртые порошки, которыми можно было и вылечить, и убить. Греки были всюду, тихие приятели на все случаи.
Хуже всего, что их любили жёны. Своих жён у них не было, точнее – были, но далеко, в Царьграде. А здесь их любили жёны князей и дружинников, но не так, чтобы до измены, хотя всяко говаривали…