Олег. Романтическая история о великом князе по мотивам русской летописи «Повесть временных лет» монаха Киево-Печерского монастыря преподобного Нестора-летописца
Шрифт:
А ветер дул всё сильнее.
Олег вдруг остро почувствовал тревогу и посмотрел на левый берег. Его корабль шёл третьим, первые два во главе с Велимидом и «тятей» Жданом уже начали отваливать вправо и, попав в стремнину, отдалялись, а на левый берег вышли несколько десятков хазар и подняли свои луки.
– Оборонись! – крикнули одновременно Олег и Фарлаф, и в этот момент на его корабль обрушились стрелы. Одна воткнулась в борт чуть ниже кромки, а если бы чуть выше, то попала бы Олегу в бедро.
«Што-то рано они показались!» – подумал Олег,
Хазары ещё раз пустили стрелы и больше не стали, а только наблюдали, как корабли отваливают от левого берега вправо и всё больше и больше отдаляются, так, что стрелам уже не долететь. И становилось всё темнее.
Тысяцкий подошёл.
– Приставать будем? Темнеет… – произнёс он. – А там, глядишь, и чудь подойдёт, можно есть и ночевать!
– Можно, – не думая и как бы не тысяцкому, а самому себе ответил князь. – Ты погоди есть… – Он поднял лицо, всматриваясь или принюхиваясь к тому, что происходит на высоте птичьего полета. – Послушай!
Тысяцкий стал прислушиваться.
– Да, княже, полунощный… полунощный дует, прямо нам в паруса…
– А гроза идёт, не чуешь?
– Грозу покуда не чую, а дует сильно, а, княже?
– Сильно, – ответил князь и посмотрел на тысяцкого. – Глянь вона… теперь понимаешь, почему так быстро темнеет? – сказал Олег и показал вверх по течению Днепра.
Тысяцкий посмотрел и теперь всё понял – с северной стороны горизонт был затянут тонкой чёрной полосой.
– Думаешь, быстро долетит? – спросил он.
– Думаю, быстро!
Они оба смотрели вверх по течению, им в корму построились один за другим две тысячи кораблей, они видели, что на всех кораблях тоже догадались и поднимали паруса.
– Не приставать надо, а проскочить…
– На волне, князь… понял тебя…
– Как только нагнёт, снимай парус, не то сломает и выбросит на берег…
Гроза нагнула в тот момент, когда на вечернем небе должны были появиться первые звёзды.
Олег вглядывался в другие корабли, шедшие за ним. Он до белой крупы в глазах всматривался в пятнышки парусов и вдруг увидел, что какой-то задний, который ещё можно было различить, вдруг исчез, не сам, а исчезло пятнышко, и Олег понял, что догнал грозовой ветер этот кораблик и парус убрали.
Он позвал тысяцкого.
– Думаю так, что надо всех на вёсла… – Он не успел договорить, как на корабль обрушился холодный ливень и на левый борт надавил ветер, корабль накренился и стал забирать вправо. – Надо запалить факел…
В грохоте ливня вдруг сверкнули молнии, и люди стали устраиваться по двое на весло, и разразились небесные громы и ещё сверкнули молнии, и Олег увидел Василису. Она на корме и вдвоём с ратником, прикрывавшим её шкурой, держала в руках факел. Фарлаф присел рядом и высекал искру, и тут факел пыхнул, ветер оторвал кусок яркого пламени, и Олег увидел, как пламя полетело вместе с ветром, но факел горел, и он увидел ещё, что на других кораблях стали вспыхивать факела.
«Не пойдем в Воинь,
Ветер дул в лица сидевших на веслах, с неба вода не падала, не лилась, а как будто бы весь воздух состоял из обрушившейся воды, стало трудно дышать. В свете факела было видно, что на дне корабля вода уже поблёскивает, накапливается, и Олег стал кожаным ведром выплёскивать, ему помогали другие, всё превратилось в движение…
Остановилось время.
Ветер уже бесновался, гребцы гребли, вода хлестала. Днепр, где было видно под факелами – кипел, все работали, в свете молний глянцем сверкали мокрые спины, плескалась серебром вода на дне корабля, простреливали струи дождя, дрожала водная рябь. Всё подчинилось единой задаче – двигаться, раз двигаешься, значит, живой – поэтому всё было в движении…
Остановилось время.
И накрыла кромешная тьма.
Тьмы не было только где факел… факела… И даже молоньи, сверкая, озаряли своим сиянием одну только кромешную тьму.
Во тьме и остановилось время.
Олег знал, что надо вычерпывать, он смотрел вниз, выбирал место, где можно зачерпнуть больше и больше выбросить за борт, он понимал, что сейчас всем страшно и все двигаются потому, что им страшно, а когда двигаешься, значит, что-то делаешь, чтобы спастись, но всё равно страшно.
Но страшнее всего, и Олег это знал точно, оттого, что никому не ведомо, когда это кончится.
Поэтому все чувствовали, что время остановилось.
Так уже было 27 лет назад, когда обложили Смоленск.
Смоленск не горел.
Город взяли, обложив со всех сторон, со всех высот, так, чтобы кривичам было видно, что некуда деваться.
И светлые князья вышли.
Ряд положили честный – кривичи больше не платят дани хазарам, а платят Олегу.
Хазар Олег отогнал.
Это было летом, под осень.
Покончив со Смоленском, Олег пошёл на Киев. С собою взял одну малую дружину новгородцев и норманнов, остальные остались вокруг Смоленска не выпустить никого, чтобы не выдали Олеговых планов – куда он пошёл.
На руках был Рюриков сын – малолетний князь Игорь. К Киеву пришли на трёх кораблях, сами оделись как гости в Царьград, продавать мечи и лён. Лён белый, а мечи тонкие, острые и гибкие, таким мечом можно разом смахнуть чью-нибудь нерадивую голову, и, уже падая, голова ещё вопрошала бы: «А что это? А как это?.. А…»
Три корабля вошли в Почайну, и Олег послал людей к Аскольду, сказать… мол, купцы, мол… есть чем торговать.
И стали ждать.
Первые два корабля стали у берега на растянутых ужах, а Олегов корабль пристал к ним. Ратники без оружия, одетые в простые рубахи, сделали вид, что спят усталые после переволок из Новгорода Великого, да с дороги, да не выставив охраны. И долго пришлось делать вид – до конца дня и всю ночь, потому что ни Аскольд, ни Дир не шли, будто заподозрили.
И время остановилось.