Олени
Шрифт:
— Ладно, пиши на машинке, а если хочешь, приходи сюда, работай здесь.
На улице, еще не совсем придя в себя, я сообразил, что первым делом надо что-нибудь поесть. И вошел в ближайший ресторан, блестящий в своем великолепии, а через час вышел оттуда, распростившись с половиной одной из крупных банкнот. И принял решение на будущее — быть скромнее в выборе ресторанов. Уж как-нибудь обойдусь. Я был полон оптимизма.
Так прошло несколько месяцев.
Я уже не был таким оптимистом.
В общем-то, ничего особенного не случилось. Просто у меня не было желания
Однако за несколько дней до Рождества я все же решил найти Марию. Телефон ее я потерял (точнее, нарочно уничтожил запись с ее номером еще четыре года назад), но было совсем несложно найти его в телефонной книге по фамилии ее мужа.
И как-то вечером позвонил ей.
— Здравствуй!
— А, это ты? — она говорила так, будто мы расстались только вчера, и я уже приготовился, было, изложить ей свою байку про Канаду, но она продолжала:
— Ты давно не звонил.
— Вот — звоню.
— Я рада.
— Давай встретимся, ты не против?
— С удовольствием. Где и когда?
Я назначил ей встречу на завтра, после обеда, в кафе на бульваре, куда я хотел зайти в свой первый после «Оленей» вечер, когда у меня не было денег.
— До завтра, — сказала она.
Мария… А может, я позвонил ей, чтобы сделать себе инъекцию, вспрыснуть, так сказать, немного жизни?
Мария. Она была его самой глубокой и прочной связью до появления Елены, до того, как он понял, что именно Елена, в сущности, и есть его большая — единственная любовь. Разумеется, у него и раньше было несколько сексуальных приключений, были и любовные увлечения, но после Марии они казались ему детскими играми.
Еще в первых классах гимназии, с подростковым пробуждением плоти, желание любить вспыхнуло в нем, и он увлекался девочками, обменивался с ними неловкими ласками, хотя до настоящей любви дело не дошло. Некоторые из них были влюблены в него (во всяком случае, уверяли его в этом), и он был почти готов (в своей мечте о нежности) разделить их чувство, но всегда что-то останавливало: просто он не любил никого из них по-настоящему, а только отвечал на привязанность, потому что их любовь льстила его самолюбию и потому что его молодое тело жаждало любви.
Но не с ними познал он впервые плотскую любовь, а с почти незнакомой женщиной, как-то летом на море, в дни каникул.
Вместе с мамой и несколькими ее коллегами с семьями они жили в одном небольшом курортном местечке с двадцатью примерно бунгало, разбросанными в лесу, совсем рядом с песчаными дюнами близ устья живописной реки. В компании друзей было несколько парней и девушек, его ровесников, и в их молодежной банде царило легкое и приятное предвлюбленное напряжение. А он все не мог определиться и выбрать, в кого же из двух девушек, которые ему нравились, влюбиться, потому что почему-то был уверен, что именно в этот горячий приморский август он впервые познает любовь.
Но этого не случилось.
Вечерами почти все население курортного
В один из таких вечеров он страдал, задетый тем, что девушка, с которой они на пляже почти договорились после ужина встретиться, вдруг предпочла пойти со всей молодежной компанией на дискотеку в соседний кемпинг. Он сидел на перилах в глубине веранды, вглядываясь в море, утонувшее в ночной темноте, по которому низкая, полная, оранжево-красная луна прокладывала свою дорожку.
В какое-то мгновенье ему показалось, что на него кто-то смотрит. Он обернулся и увидел метрах в десяти от себя молодую женщину в светлом платье, с сигаретой в руке. Облокотившись на перила, она действительно смотрела на него, а когда их взгляды встретились, слегка улыбнулась — и все его существо вдруг загорелось.
Он уже видел эту женщину (ее место в ресторане было за одним из соседних столиков), всегда в компании двух пожилых дам с нелепо окрашенными волосами, в старомодных соломенных шляпах, и с ужасно толстым, плешивым мужчиной (усы как у моржа) — слишком старым, по его мнению, чтобы быть ее мужем. Позже он узнал, что это действительно был не муж, а дядя, а женщины — ее тетушки.
Но в тот вечер, на веранде, он еще этого не знал, не знал ничего, только то, что она отдыхает здесь, как и они.
А женщина не просто смотрела на него — ее взгляд искушал, ему показалось даже, что она улыбается как заговорщица, и все остальное он уже делал как во сне.
Женщина медленно поднесла руку с сигаретой к губам, сделав несколько глубоких и жадных затяжек, и это движение показалось ему не простым жестом курильщика, а сладострастным зовом. Потом она бросила сигарету вниз, на песок, повернулась и намеренно медленно, сладостно волнующей походкой женщины, на которую смотрят, и возбужденная этим чужим взглядом, направилась к лестнице и все так же медленно стала спускаться.
Как зачарованный, он двинулся за ней. Женщина немного прошла по асфальтированной аллее в сторону бунгало, потом свернула влево, на невидимую тропинку в кустах, к темнеющему лесу. Но прежде чем скрыться в полной темноте деревьев, она остановилась, обернувшись (в полусвете далеких огней ему опять показалось, что она улыбается), и вошла в эту темноту.
Он свернул за ней, какое-то время еще смутно различая светлое пятно ее платья, пока оно полностью не исчезло во мраке. Сердце, ускоренно бьющееся в ритме всего его пульсирующего тела, запнулось на миг от страха, что он ее потерял. Но нет — внезапно он почувствовал ее прикосновение к своему локтю: опираясь спиной на какое-то дерево, она притянула его к себе. Не видя в темноте даже очертаний ее лица, он почувствовал лишь обжигающий жар ее тела. Горячими руками она обняла его за шею и привлекла к себе, сладко-соленые губы прижались к губам, и его охватило счастливое чувство облегчения, не испытанное им никогда прежде.