Оленин, машину!
Шрифт:
— Так точно, товарищ майор.
— Смотри, чтоб не пропала. Может, уликой станет против этого, — он бросил на японца презрительный взгляд.
— Какие будут дальнейшие приказания? — спросил я.
Сухов на мгновение задумался, внимательно посмотрел на пленного офицера и затем перевёл взгляд на колонну, стоявшую вдалеке.
— Я поеду в середине колонны, — наконец произнёс он, убрав портсигар. — А ты доставишь этого, — кивнул в сторону японца, — в Особый отдел. Пускай разбираются, что за птица.
— Есть!
— Как
— Есть, товарищ майор, — коротко повторил я.
Сухов махнул рукой, показывая, что разговор закончен, и пошёл вдоль танков. Сержант Жилкин коротко пожал мне руку:
— Бывай, старшина! — и поспешил со своими бойцами за командиром.
Я повернулся к японскому офицеру и жёстко посмотрел ему в глаза.
— Садись в машину, и без глупостей, — бросил ему, указывая на заднее сиденье виллиса.
Пленный гордо поднял подбородок, сохраняя своё достоинство, и медленно направился к машине. Уселся с таким видом, будто я его персональный водитель.
— Куда мы поедем? — спросил он спокойным, но твёрдым голосом.
Я закрыл дверцу за ним и, немного помедлив, ответил:
— Узнаешь скоро.
«Ничего, пусть помучается в неведении», — подумал. Завёл двигатель, развернул машину и поехал обратно. Некоторое время тряслись молча. Я всё боялся, как бы мой пленник не вылетел. Долбанётся ещё головой об сосну, и поминай, как звали. А он явно ценный, простачку бы не доверили смертниками командовать. Может, он и сам был готов обвязаться тротилом и кинуться гусеницы нашего танка? Надо бы узнать. Когда ещё представится возможность поговорить с японским офицером?
— Как тебя зовут? — спросил я, бросая на сидящего рядом короткие взгляды. Боязнь, что он вылетит, вскоре прошла: японец вцепился в ручку, аж пальцы побелели. «Жить хочет», — подумалось мне.
— Сигэру Хаяши, — ответил он, гордо подняв подбородок.
— Чем занимался на гражданке? Ну, в мирной жизни, — пояснил я.
— Род Сигэру насчитывает четыре столетия. Мои предки всегда служили японской императорской в армии.
— Ясный перец, что не в российской, — хмыкнул я по-русски. — Четыре века, говоришь? Значит, ты потомственный военный? — уточнил я на японском.
Пленный кивнул с гордым и неприступным видом.
— Да, мы — самураи. Род Сигэру имеет долгую историю. Мой дед, генерал-майор Сигэру Того, служил при штабе маршала, графа Оку Ясукаты.
Я усмехнулся: «Ясукаты, звучит забавно, очень даже по-нашему». Офицер презрительно скривил губы. Решил, видимо, что мне противно слушать.
— Во время русско-японской войны господин Оку командовал 2-й японской армией, с которой участвовал в сражениях при Ляояне, на реке Шахэ и Мукдене. Мой дед сражался за славу Японии и 1 апреля 1906 года был награждён орденом Золотого коршуна первой степени.
«Как пышно, торжественно и длинно», — заметил я про себя.
— А твои другие предки? — спросил, пытаясь узнать больше.
— Мой прадед, Сигэру Сотокити, служил военным советником при дворе Осахито,
— А ты? Ты готов следовать их путём, даже если это приведёт к смерти? — спросил я.
— Я не могу предать свою семью и своих предков. Мой долг — защищать Японию, даже если это значит, что я погибну, — ответил он с твёрдостью в голосе.
— И ты веришь, что твоя жизнь стоит этой преданности? — уточнил я.
— Каждый самурай знает: жизнь и смерть — это всего лишь две стороны одной медали. Я продолжаю сражаться, чтобы сохранить честь своего рода, — произнёс он, гордо поднимая голову.
Я почувствовал, что его вера в свои идеалы крепка, но в то же время осознавал, что он заперт в замкнутом круге традиций. Снова усмехнулся: представил, что бы сказал офицер, если бы увидел, во что его страна превратится восемьдесят лет спустя. Какие эпатажные личности будут разгуливать по улицам Токио, и так получится, что едва ли не единственными носителями гордости и чести останутся представители якудза.
Я снова глянул на японца, его лицо оставалось бесстрастным.
— Вы знали, что рано или поздно придётся воевать с СССР. Почему ваша страна так слабо подготовилась в техническом плане? Посмотри на наши танки и сравни с вашими. Небо и земля! А артиллерия? Авиация?
Сигэру слегка нахмурился, прежде чем ответить.
— Мы не считали Советский Союз таким сильным противником, — начал он с лёгкой ноткой презрения в голосе. — Наша стратегия основывалась на том, что военные действия будут проходить на юге, а не на севере. Мы думали, что сможем захватить нужные ресурсы и установить контроль над регионами, прежде чем столкнёмся с советскими войсками. За это время сумеем развить технологии, чтобы нанести вам сокрушающий удар.
Я нахмурился, обдумывая его слова.
— Но разве не были очевидны масштабы советской армии? Мы же реформировали РККА с середины 1930-х годов. Почему вы не вложили больше сил в развитие техники, например?
— Мы, — продолжал нравоучительно японец, — рассчитывали на другое. В начале войны у нас было преимущество, и мы надеялись, что наши навыки и стратегия обеспечат нам победу, даже несмотря на недостатки в технике.
— Превосходство в духе, — произнёс я с сарказмом. — Это все равно, что воевать с палками против танков.
Японец покачал головой, но продолжил:
— Мы верили в нашу самурайскую честь, в силу духа и стойкость. Но, — тут он замялся, подбирая слова, — война изменила наши взгляды. Теперь мы осознаем, что одних только традиций недостаточно. Техника — это важная часть войны.
— Значит, вы не видели в нас настоящую угрозу? — спросил я, проникаясь к его мнению. — И теперь расплачиваетесь за это.
Он взглянул на меня с вызовом.
— Мы не расплачиваемся. Мы боремся. Каждый боец, независимо от техники, делает всё возможное для своей страны. Мы сражаемся до конца.