Олений заповедник
Шрифт:
– А что мешает ему возглавить студию? – спросил я.
– Ничего, – сказал Айтел, надевая пиджак. – Когда-нибудь он возглавит весь мир. – И добавил с улыбкой: – Только сначала ему надо научиться править мной. Иногда я могу задвинуть его. – Уже закрывая за нами дверь, Айтел произнес: – Есть еще одно обстоятельство, которое может остановить его взлет. Женщины.
– Он что, крутит сразу с несколькими?
Айтел посмотрел на меня так, словно мне надо было еще многому учиться, чтобы понять психологию знаменитостей киностолицы.
– Да нет, – сказал он, – Колли приходится отменять слишком много решений, а это задерживает продвижение, верно? Кроме того, не так просто держать гарем, когда твоя жена – дочь Германа Тепписа. Даже содержать изысканную штучку нельзя. Вот он и держит девчонку в крошечной квартирке, и у него уже были из-за нее неприятности с Г.Т. Какая-то дешевенькая танцовщица. Он с ней уже несколько лет. Я никогда ее не видел, но Колли сам расскажет тебе, сколько у него из-за нее неприятностей. Ситуация стандартная. Она хочет, чтобы он развелся с женой и женился на ней, и Колли дурит ей голову, что так и будет. Бедный малый, ему невыносимо с чем-либо расстаться. – Айтел хмыкнул. – Девчонка, конечно, заставляет его расплачиваться. Когда Колли нет рядом, его кисонька гуляет вовсю. Пара работавших у меня актеров побаловались с ней. Они мне рассказывали, что она необыкновенно хороша в постели.
– И это не тяжело Колли?
– Не знаю, – сказал Айтел, – в Колли много всего намешано. Ему нравится страдать.
– Мне он представляется грустным человеком.
– Нет человека, который не знает грусти, если прямо на это посмотреть. Колли совсем не плохо живется. Просто помни: такого, как он, на всем белом свете не сыщешь.
Мы подошли к бунгало Муншина, и Айтел постучал молоточком по розовой двери. Мы немного подождали, затем я услышал быстрые шаги, дверь распахнулась, и я успел увидеть лишь спину толстого мужчины в халате, помчавшегося от нас к телефону; полы халата хлопали его по икрам, а он крикнул через плечо:
– Входите. Буду с вами через минуту, ребята.
Голос у него был высокий, и он неторопливо разговаривал с кем-то в Нью-Йорке, держа трубку в левой руке, а правой ловко смешивал нам коктейли; не прерывая делового разговора, он умудрился широко улыбнуться мне, когда я был представлен. Немного ниже среднего роста, с коротким вздернутым носом, он походил на клоуна: у него была большая круглая голова, шарообразное тело, шея отсутствовала.
Приготовив напитки, он подмигнул и вручил их нам и освободившейся правой рукой стал крутить свои редкие волосы, образовалась лысина, и он тотчас снова разгладил волосы, закрывая ее; покончив с головой, он стал щупать живот, проверяя, нет ли больного места. Это был человек, безусловно, обладавший большим запасом энергии, – я подумал, что он редко занят чем-то одним.
Айтел сидел со скучающим видом и с улыбкой смотрел на выкрутасы продюсера. А Муншин, закончив разговор, вскочил на ноги и, улыбаясь, двинулся к Айтелу с протянутой рукой.
– Чарли! – воскликнул он так, словно Айтел только что вошел в комнату и он удивлен его появлением. – Отлично выглядишь. Как жизнь? – спросил Муншин, накрывая своей рукой руку Айтела. – Про тебя такое рассказывают.
– Прекрати, Колли! – со смехом произнес Айтел. – Тебе нечего у меня украсть.
– Украсть? Лапочка, я хочу украсть только твое общество, – и он по-медвежьи обхватил Айтела за шею. – Отлично выглядишь, – повторил он. – Я слышал замечательные отзывы о твоем сценарии. Хочу прочесть его, когда он будет готов.
– Зачем?
– Хочу его купить. – Он произнес это так, будто ничто не мешало ему купить что угодно у Айтела.
– Я разрешу тебе купить его только вслепую.
– Покупаю вслепую. Твой сценарий, Чарли, я куплю вслепую.
– Да ты Шекспира вслепую не купишь.
– Ты думаешь, я шучу, – огорченно произнес Муншин.
– Прекрати, Колли, – снова сказал Айтел.
Во время этого диалога Муншин то щипал Айтела за локоть, то похлопывал по плечу, то пихал в бок.
– Чарли, никому не показывай сценарий. Просто продолжай над ним работать. И не волнуйся по поводу своей ситуации.
– Убери от меня свои алчные рученьки. Ты же понимаешь: я буду сам снимать свою картину.
– Это, Чарли, в твоем духе, – сказал с глубоким поклоном Муншин. – Ты всегда должен работать только так.
Он рассказал нам анекдот, сообщил несколько сплетен и никак не мог оставить в покое Айтела – общупывал его будто толстяк детектив при каком-нибудь заведении, обыскивающий пьянчугу. Айтел наконец отодвинулся от него, мы все расселись по креслам и уставились друг на друга. После небольшого молчания Муншин объявил:
– Я решил снять великий фильм.
– О чем же? – поинтересовался я, а Айтел лишь скорчил гримасу.
Продюсер назвал известный французский роман.
– Этот автор все знает про секс, – сказал Муншин. – Мне, например, никогда уже не придет в голову, что я могу влюбиться.
– Почему бы тебе не снять фильм о маркизе де Саде? – произнес Айтел, растягивая слова.
– Ты думаешь, я не снял бы, если бы нашел интересный поворот?
– Колли, – сказал Айтел, – посиди на месте и расскажи, что у тебя на самом деле в загашнике.
– Да нет у меня ни черта. Жду предложений. Надоело мне снимать одно и то же. В нашем деле у каждого есть желание создать что-то художественное.
– У этого человека начисто отсутствует совесть, – сказал Айтел.
Колли осклабился. Он склонил голову к плечу и стал похож на пса, слушающего, как его ругают.
– Ты прирожденный преувеличиватель, – сказал Муншин.
– Колли невозможно остановить.
– Люблю я тебя.
Муншин снова наполнил наши стаканы. На верхней губе у него, как у младенца, появились капельки пота.
– Так как жевсе-таки дела? – спросил он.