Ольховый король
Шрифт:
Но ничего подобного он, конечно, не предложил. И сесть не предложил тоже, и не представился, и даже не поздоровался.
– Вы по какому вопросу, гражданка? – спросил чекист, не вставая из-за стола.
– Я сказала там у вас на входе, – сердясь на свой заискивающий тон, проговорила Вероника.
– Повторите, – потребовал он.
– Ваши сотрудники забрали из дому доктора Цейтлина. Лазаря Соломоновича. Я его ассистентка. Хочу узнать, что произошло, почему он арестован.
– Есть окно, куда можно обращаться по этим вопросам.
Его голос звучал резко, раздраженно.
–
– Дежурный ошибся. Обращайтесь куда положено.
– Но я…
– Я непонятно сказал? Идите, не отнимайте у меня время. – Он поморщился. Видно было, как его раздражает промедление. И вдруг какое-то соображение, видимо, пришло ему в голову. Во всяком случае, выражение лица из недовольного сделалось заинтересованным, и он сказал: – Нет, погодите. Как ваша фамилия?
– Водынская. Вероника Францевна Водынская, – поспешно ответила она.
– Кем приходитесь задержанному Цейтлину?
– Работаю у него. Я медицинская сестра. И комнату снимаю в его доме.
– Насчет комнаты вы не сказали.
– Я собиралась сказать.
– Это меняет дело.
Он достал из ящика стола стопку бланков.
– Водынская Вероника Францевна, – сам себе диктуя, записал на верхнем из них. И продолжил быстро заполнять этот бланк, не глядя на стоящую перед ним Веронику. Потом наконец поднял глаза и спросил: – Что можете показать относительно сотрудничества Цейтлина с белополяками?
– С кем? – растерянно переспросила она. – С какими белополяками? Он не сотрудничал, что вы!
– А вы?
– Что – я?
– Вы сотрудничали?
– Нет… – изумленно проговорила Вероника.
Нелепость этих вопросов казалась ей такой очевидной, что она не понимала даже, как на них отвечать и зачем вообще это делать.
– У нас другие сведения.
Лицо его переменилось совершенно. Не выражение лица даже, а все черты. Мягкое внимание сменилось в глазах какой-то буравящей жесткостью, и сами глаза стали от этого как будто меньше, превратились в стальные сверла.
Он нажал на кнопку на своем столе, в коридоре раздался пронзительный звонок, вошел еще один чекист, вероятно, ниже званием.
– Понятовскую отвезли в Пищаловский? – спросил он.
– Нет, – ответил вошедший. – Ее Батьков еще допрашивает.
– Приведите сюда, – распорядился чекист. – Скажите ему, что она мне ненадолго понадобится.
Тот вышел.
«Может, предложить выкуп прямо сейчас? – подумала Вероника. – Пока никого нет».
Она ни разу в жизни не давала взяток, даже мелких, не говоря уже о таких больших и значительных, поэтому понятия не имела, как это делается. Но что давать их следует без свидетелей, было ясно.
Вероника уже подняла руку к вороту платья, чтобы расстегнуть пуговки и вынуть из бюстгальтера кисет с бриллиантами, подумала мельком, что чекист может неправильно истолковать этот ее жест, рассердилась на себя за то, что думает о какой-то ерунде, все это пронеслось в ее голове стремительно…
Дверь открылась, и в кабинет вошли трое. Один из них был тот, который только что приходил по вызову хозяина кабинета, второй казался его братом-близнецом с такой же ничего не выражающей, бесцветной внешностью, а третьей была женщина.
Да, перед ней стояла, вернее, обвисала на руках конвоиров пани Альжбета, родственница Винцента Лабомирского, двоюродная сестра его матери, нет, троюродная… Но какая разница, кто она!
– Матка Боска… – выдохнула Вероника.
– Знакомая личность? – поинтересовался чекист. И скомандовал конвоирам: – Оставьте ее. Ждите в коридоре.
Те отпустили было руки пани Альжбеты, но из-за того, что она сразу стала оседать на пол, им пришлось усадить ее на стул. После этого они вышли.
Вероника видела гораздо более страшные раны, чем кровоподтеки и ссадины, которыми было покрыто лицо пани Альж-беты, прежде утонченное и припудренное, а теперь превращенное в желто-синюю лепешку. И людей, которые вследствие ран не могут пошевелить ни ногой, ни рукой, видела тоже. Но впервые в жизни видела она немолодую женщину, которую избили здоровые молодые мужчины и которой предстояло, видимо, продолжение истязаний.
– Где и когда вы встречались с арестованной? – Глаза-сверла ввинчивались Веронике в лицо. – При каких обстоятельствах? С какой целью? Как ее фамилия? Сидеть! Прямо смотреть! – рявкнул он, заметив, что пани Альжбета опускает голову и клонится набок. Потом снова впился взглядом в Веронику: – Отвечать быстро!
Вероника поняла, что если не ответит, причем именно быстро, то чекист ее ударит. Для начала ударит сам, а потом, наверное, позовет конвоиров и продолжат уже они. Но что ему ответишь? Что пани Альжбета рекомендовала ей проводника для перехода границы? Что проводник этот теперь в Минске? Представив, что может последовать за каждым ее словом, Вероника похолодела.
– Вероника… – вдруг услышала она. Голос пани Альжбеты звучал хрипло и с присвистом – наверное, у нее и зубы были выбиты. – Можешь все им рассказать. Это неважно. Я уже рассказала. Про Винцука… Я не могла… все это выдержать…
«Я тоже не смогу!»
Вероника услышала эти слова у себя в голове как взрыв. И увидела черное пространство, которое за ними простиралось. Но одновременно с этим взрывом и этой чернотой услышала голос, произносящий:
– Понятия не имею, о чем вы говорите, пани. Мы с вами виделись, когда вы приходили на прием по поводу несварения желудка.
Это был ее собственный голос, и звучал он с полным безразличием.
– Ах ты сука!
Чекист наконец вскочил, рванулся, обходя стол. Вероника инстинктивно попятилась, понимая, что он направляется к ней. Но сколько можно было бы пятиться? До двери, за которой дожидаются его подручные?
Дверь у нее за спиной открылась и тут же захлопнулась. Чекист остановился как вкопанный. Вероника застыла, ожидая, что сейчас ее схватят сзади, ударят, быть может. Потом все же обернулась.
Сергей стоял на пороге, глядя на нее таким взглядом, от которого кровь стыла в жилах. Через секунду она поняла, что этот взгляд всего лишь прошел сквозь нее, направлен же на хозяина кабинета.