Ому
Шрифт:
«Фа-фа» развивается чрезвычайно медленно, и проходят годы, прежде чем нога полностью распухнет. Туземцы называют несколько причин элефантиазиса, или слоновой болезни, но в общем создается такое впечатление, что в большинстве случаев она возникает от употребления в пищу незрелых плодов хлебного дерева и таро. [66]Насколько я мог установить, по наследству она не передается. Ни на одной стадии с болезнью не пытаются бороться, считая ее неизлечимой.
Заговорив о «фа-фа», я вспоминаю одного беднягу — матроса, которого я видел впоследствии на Руруту, уединенном островке в двух днях пути от Таити.
Остров
Он жил на острове уже много лет. Когда появились первые симптомы, он не хотел верить, что его поразил именно этот ужасный недуг, и надеялся на скорое их исчезновение. Через некоторое время он, однако, понял, что единственный шанс на выздоровление — немедленная перемена климата, но тогда уже ни один капитан не соглашался взять его в свою команду; о том, чтобы уехать пассажиром, не приходилось и думать. Это плохо рекомендует человеколюбие капитанов, но, по правде говоря, тем из них, что плавают в Тихом океане, оно мало свойственно. В наши дни, когда к ним так часто обращаются с призывами быть милосердными, они стали безжалостными.
Я от всего сердца посочувствовал бедняге, но ничего не мог для него сделать, так как наш капитан оставался неумолим.
— Ну и что, — заявил он, — мы только начали шестимесячное плавание… Не могу же я вернуться назад; а ему на острове лучше, чем в море. Пусть уж умирает на Руруту.
Так, вероятно, и случилось.
Позже мне довелось слышать продолжение этой печальной истории от двух матросов. Попытки бедняги покинуть остров все еще ни к чему не повели, и роковая развязка быстро приближалась.
Несмотря на физическое вырождение таитян в целом, среди вождей до сих пор часто можно увидеть людей с очень привлекательной внешностью; иногда встречаются величественные мужчины и миниатюрные женщины, по красоте не уступающие тем нимфам, которые около ста лет назад плавали вокруг кораблей Уоллиса. Прелесть этих таитянок столь же обольстительна, какой она казалась команде «Баунти»; молодые девушки, кроткие пухленькие существа с мечтательными глазами, в точности соответствуют созданному поэтами идеалу женщины тропиков.
Природный цвет кожи у туземцев обоего пола довольно светлый, но у мужчин, много бывающих на солнце, она значительно темнее. Впрочем, у мужчин смуглая кожа считается большим достоинством — доказательством как физической, так и нравственной силы. Отсюда очень древняя поговорка, распространенная среди таитян:
Если у матери темные щеки,
Сын будет трубить в раковину воина;
Если стан ее крепок, он будет законодателем.
При таком представлении о мужественности, не удивительно, что таитяне считают всех бледных
Кстати о костях; мне вспоминается отвратительный обычай полинезийцев, ныне вышедший из употребления, изготовлять рыболовные крючки и буравчики из костей своих врагов. В этом отношении они превзошли скандинавов, употреблявших человеческие черепа в качестве чаш и мисок.
Но вернемся к «Калабуса беретани». Велик был интерес, который мы возбуждали у навещавших нас толпами островитян; они могли часами стоять, разговаривая, приходя без всякой причины в большое возбуждение и танцуя вокруг нас со всей живостью, свойственной их племени. Они неизменно принимали нашу сторону, ругали консула и называли его «ита маитаи нуи», то есть очень плохим. Должно быть, они имели против него зуб.
Не отставали по части посещений и женщины, милые создания. В сущности они выказывали даже больше интереса, чем мужчины, и, устремив на нас взор своих красноречивых глаз, что-то говорили с изумительной быстротой. Но, увы! хотя они были любопытны и несомненно испытывали к нам мимолетное сострадание, искреннего чувства проявлялось очень мало и еще меньше сентиментальности. Многие из них откровенно смеялись над нами, обращая внимание лишь на смешные стороны нашего положения.
Помнится, на второй день заключения какая-то красивая, несколько дикая на вид девушка примчалась к Калабусе и остановилась в некотором отдалении, дерзко уставившись на нас. Она оказалась бессердечной: умирала со смеху, глядя на Черного Дана, который поглаживал свою натертую лодыжку и высказывал при этом кое-какие соображения насчет нравственности консула и капитана Гая. Посмеявшись над ним вволю, девушка затем удостоила своим вниманием остальных, переводя взгляд с одного на другого самым методическим и вызывающим образом. Если что-либо казалось ей комичным, она тут же давала это понять — немедленно тыкала пальцем и, откинувшись назад, закатывалась странным глухим смехом, звучавшим наподобие басовых нот музыкального ящика, играющего с закрытой крышкой какую-то веселую мелодию.
Я знал, что и в моей наружности не было ничего, что могло бы обезоружить насмешницу; по правде говоря, трудно было в таких обстоятельствах сохранить хоть сколько-нибудь героический вид. И все же я испытывал большую досаду при мысли, что и до меня дойдет очередь подвергнуться осмеянию со стороны этой озорной чертовки, хотя она и была всего лишь островитянкой. Скажу по секрету, некоторое отношение к такого рода переживаниям имела ее красота; пригвожденный к бревну, одетый весьма неподходящим образом, я тем не менее становился сентиментальным.
Прежде чем ее взгляд упал на меня, я бессознательно принял самую грациозную позу, какую только мог, подпер голову рукой и напустил на себя задумчивый вид. Хотя я отвернулся, но вскоре почувствовал, что у меня начинают гореть щеки, и понял, что она смотрит на меня; щеки мои горели все сильней, а смеха не слышалось.
Восхитительная мысль! В ней пробудилось сочувствие. Больше я не мог выдержать и поднял взор. И что же! Вот она; ее огромные карие глаза, точно две звездочки, все округлялись и округлялись, тело дрожало от смеха, а на губах играла улыбка, которая могла убить наповал всякое чувство.