Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— Хорошо, позвольте мне задать вам еще несколько вопросов. Вы упомянули о чемодане, который оставила ваша дочь. Он все еще здесь, в доме?
— Наверху, в ее комнате. В нем почти ничего нет. Я даже чуть не выбросила его. Но я всегда надеюсь, что она приедет.
— Можно мне взглянуть на него?
— Да, пожалуйста.
Мы вместе поднялись наверх — миссис Браун впереди, я сзади. Она включила свет и посторонилась, чтобы пропустить меня.
Комната лишний раз доказывала, что побег дочери нанес миссис Браун очень тяжелую травму. Это была спальня старшеклассницы. Оборчатое желтое покрывало на «провинциальной» французской кровати перекликалось с желтыми оборочками на скатерти, покрывавшей стол, где
— Я оставила в комнате все так, как было у нее, — сказала за моей спиной миссис Браун.
— Почему?
— Не знаю. Все-таки я всегда думала, что в конце концов она вернется домой. Ну, она возвращалась несколько раз. Чемодан в гардеробе.
Гардероб был набит платьями и блузками, которые носили школьницы того поколения. Я начал подозревать, что и сама комната, и все, что ее заполняло, имело к Кэрол отношение меньшее, чем к тайным фантазиям ее матери. Как бы подслушав мои мысли, миссис Браун заговорила от двери:
— В этой комнате я проводила очень много времени. Здесь я чувствовала себя близкой к ней. Мы и в самом деле одно время были очень близки. Она тогда рассказывала все, даже о мальчиках, которым назначала свидания. Все это так напоминало мне мою собственную школьную жизнь!
— Это была хорошая жизнь?
— Не знаю. — Она покусала губы. — Полагаю, что нет. А потом она вдруг отвернулась от меня и совершенно замкнулась. Я не знаю, что произошло, но изменения были очевидны. Она стала грубой. А ведь она была такой чистой, такой милой девочкой!
Лицо миссис Браун сморщилось, и она отвернулась. Возможно, она только сейчас полностью ощутила свою потерю.
На старом чемодане из коровьей кожи стояли инициалы Роберта Брауна. Я вынес его на середину комнаты и открыл. Вдруг я вспомнил, как открывал другой чемодан Кэрол в мотеле Дака. Тот же самый привкус брошенного, застоявшийся запах старых вещей, казалось, заполнил комнату.
В нем была такая же куча одежды, только на этот раз женской: блузки, платья, нижнее белье, чулки, немного косметики и тонкая брошюра о толковании снов. В ней как закладка лежал лист бумаги с каким-то текстом, написанным от руки. Я вынул его и взглянул на подпись. Там было выведено: «Всегда твой брат Гар».
«Дорогой Майкл!
Очень обидно, что у вас с Кэрол наступили трудные времена, и я посылаю чек на 50 долларов, которым хочу помочь вам. Я послал бы и больше, но кое-что изменилось с тех пор, как я женился на Лилле. Она хорошая девчонка, но только не верит, что кровь не просто вода, которая бежит по жилам. Ты мне говорил, как я должен устроить свою свадьбу, но вышло все немного по-другому, так как у Лиллы свои идеи на этот счет. У нее не такая „чувствительная“ красота, как у Кэрол, но об этом я расскажу потом.
Жаль, что ты потерял свое место, Майкл. В наши времена очень трудно найти неквалифицированную работу, а я знаю, что ты был хорошим кельнером и что это была все-таки специальность, и ты мог бы зарабатывать по этой линии, даже если они придирались к тебе, как ты говорил. Ты просил меня, и я сходил к мистеру Сайпу, но он сейчас не в состоянии что-либо сделать для кого-нибудь, потому что сам на мели — „Барселона“ обанкротилась прошлой зимой, и сейчас старый Сайп только сторожит там, но он все вспоминает о старом времени и хотел бы, чтобы ты заглянул к нему, если у тебя будет возможность.
Я видел другого „приятеля“ твоих прошлых лет. Я имею в виду капитана Хиллмана. Я знаю, что ты недобро к нему
Вот на сегодня и все, если ты решил приехать в солнечную Калифорнию, ты знаешь, где мы живем, и не сердись, если Лилла неласково тебя примет, зато душа у нее добрая.
Миссис Браун вышла из своего транса и направилась ко мне, удивленно подняв брови.
— Что это?
— Письмо Гарольда своему брату Майклу. Вы разрешите мне взять его?
— Пожалуйста, возьмите.
— Благодарю вас. Я думаю, что это послужит доказательством. Теперь я начинаю понимать, что натолкнуло Майкла на мысль выудить у Хиллмана деньги. И это же объясняет, почему Гарольд считает себя виновным.
— Можно мне посмотреть его?
Я подал ей письмо. Она попыталась прочитать его, прищурившись, отодвинув лист на расстояние вытянутой руки.
— Боюсь, мне понадобятся очки.
Мы спустились вниз, она взяла очки в роговой оправе и села с письмом в кресло.
— Сайп, — сказала она. — Это имя я и пыталась вспомнить. Роберт, иди сюда! — позвала она мужа.
Роберт Браун ответил из кухни:
— Сейчас приду!
Он появился на пороге, неся на подносе великолепный графин и три стакана.
— Я подумал, что вам захочется холодного лимонада, — сказал он, виновато глядя на жену. — Ночь такая теплая.
— Это прекрасно, Роберт. Поставь его на кофейный столик. Послушай, как звали того полицейского, с которым Майкл первый раз уехал из Покателло?
— Сайп, Отто Сайп, — ответил он, слегка покраснев. — Этот человек очень плохо влиял на него.
Удивительно, если бы Сайп оказался именно тем человеком, о котором я вспомнил. Этот вопрос представлялся мне таким важным, что я тут же выехал обратно в аэропорт и заказал билет на первый же самолет до Солт-Лейк-Сити. Последний рейсовый самолет унес меня в ночь. Сделав в пути пересадку, вскоре я приземлился в международном аэропорту в Лос-Анджелесе, совсем недалеко, всего в нескольких десятках миль от отеля «Барселона», где сторожем работал человек по имени Отто Сайп.
Глава 18
В запертом письменном столе у меня на квартире лежал револьвер. Другой находился в офисе. Квартира в западной части Лос-Анджелеса была ближе, и я поехал туда.
Я жил в почти новом двухэтажном доме с крытой галереей. На втором этаже с задней стороны и помещалась моя квартира. Я оставил машину на улице и поднялся по наружной лестнице.
Кругом стояла мертвая тишина, как и бывает в этот час ночи, когда вчера уже отошло в прошлое, а завтра только набирает силы, чтобы начаться. Мои собственные силы как раз были не на высоте, но сильной усталости я не чувствовал. Я выспался в самолетах. Все случившееся становилось более или менее ясным.
Луч света едва заметно пробивался сквозь шторы окна, а когда я прикоснулся к двери, она почему-то оказалась открытой. Это удивило и насторожило меня. Я живу один. У меня нет ни семьи, ни подруги, ни дочери. Я тихо повернул ручку и медленно, осторожно открыл дверь.
В комнате я обнаружил девочку. Свернувшись клубочком, она лежала на кушетке, под шерстяным одеялом, которое сняла с моей постели. Свет торшера падал на ее лицо. Она была такой юной, что я сразу почувствовал свои «сто лет».