Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

Макдональд Росс

Я закрыл дверь.

— Эй, Стелла!

Она вздрогнула и, сбросив одеяло на пол, села. На ней были синий свитер и брюки.

— О, — сказала она, — это вы…

— А кого ты ожидала увидеть?

— Не сбивайте меня. Я не знаю. Я только что видела во сне что-то очень страшное. Не помню, что именно, но очень страшное. — Ее глаза все еще не могли проснуться.

— Каким ветром тебя сюда занесло?

— Мне разрешил войти управляющий. Я ему сказала, что я свидетельница. И он понял.

— Зато я не понял. Свидетельница чего?

— Если вы хотите, чтобы

я вам рассказала, то перестаньте смотреть на меня как на какого-то преступника. Никто так не смотрит на меня, кроме моих родителей.

Я присел рядом с ней на край кушетки. Девочка нравилась мне, но в данный момент ее появление было совсем ни к чему и могло иметь серьезные последствия.

— Твои родители знают, что ты здесь?

— Конечно нет! Как я могла им сказать? Они не разрешили бы мне прийти, а мне обязательно было нужно вас увидеть. Вы же велели мне связаться с вами, как только я что-то узнаю о Томе. Ваша служба связи не могла вас разыскать, и в конце концов они дали ваш домашний адрес.

— Так что ты узнала о нем?

В глазах ее отражались самые противоречивые чувства, пожалуй даже больше женские, чем девичьи.

— Он звонил мне сегодня около четырех часов. Мама была наверху, и я смогла поговорить с ним.

— Он сказал, где он?

— Он… он… — Она заколебалась. — Он взял с меня обещание, что я никому не скажу. Но я обещание уже один раз нарушила.

— Каким образом?

— Я опустила записочку в почтовый ящик Хиллманов, прежде чем уехать из Эль-Ранчо. Мне их жалко, я не могла оставить их в неведении, когда сама уже знала.

— Что ты написала им?

— Только то, что слышала Томми и что он жив.

— Ты молодец. Я всегда об этом догадывался.

— Но я нарушила свое обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.

— Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют, более высокие соображения.

— Что вы имеете в виду?

— Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?

— Я же не вру.

— Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?

— Уверена. Мы же разговаривали друг с другом. Это невозможно подстроить.

— Что он сказал?

Она опять смешалась, потом спросила, подняв перед собой палец:

— Это будет правильно, если я расскажу вам, хоть и пообещала?

— Было бы хуже, если бы ты не рассказала. Сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы так ничего и не сказать?

— Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Но самое главное — он жив! Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Потом он попросил принести ему немного денег.

Я успокоился. Раз Том нуждается в деньгах, значит, он не принимал участия в дележе выкупа.

— Сколько денег он просил?

— Сколько я могла бы достать тайно. Он понимал, что это будет не очень большая сумма. Я заняла немного у знакомых в клубе и на пляже. Секретарша в клубе

дала мне сто долларов, она знает, что я честная. Я взяла такси и поехала к автобусной остановке.

Я нетерпеливо прервал ее:

— Ты встретилась с ним в Лос-Анджелесе?

— Нет, мы договорились увидеться у автобусной станции в Санта-Монике. Но автобус на несколько минут опоздал, и я могла разминуться с ним. Он говорил по телефону, что не может встретиться со мной раньше вечера. Если мы не увидимся, то я должна встретить его завтра вечером. Он сказал, что может только вечером.

— Ты не спросила, где он остановился?

— Он это скрывает. В том-то и беда. Я ходила возле станции около часа, затем пыталась дозвониться вам, потом приехала на такси сюда. Мне надо было где-то провести ночь.

— Все правильно. Плохо только, что Том не позаботился об этом.

— Он, возможно, занят другими делами, — сказала она, явно защищая его. — У Тома наступили ужасные времена.

— Он сам сказал тебе так?

— Я могла понять это из того, как он разговаривал. У него был голос очень огорченного человека.

— Огорченного или напуганного?

Она опустила голову.

— Много хуже, чем у испуганного. Но он об этом ничего не сказал. Он не говорил о том, что случилось. Я спросила, все ли с ним в порядке, вы понимаете, физически в порядке, и он ответил — да. Я спросила, почему он не вернулся домой. Он ответил, что у него счеты с родителями. Только он их назвал «антиродителями». Он сказал, что им теперь вряд ли представится случай, чтобы вернуть его обратно в школу в «Проклятой лагуне». — Глаза ее неожиданно потемнели. — Я сейчас вспомнила, что мне приснилось перед тем, как вы разбудили меня. Томми был в этой школе, и я рвалась туда, чтобы повидаться с ним, а меня не впускали. Я ходила под окнами, старалась как-нибудь войти. И отовсюду на меня смотрели злобные лица.

— Лица вовсе не злобные. Я был там.

— Да, но вас там не запирали? Томми сказал мне, что это жуткое место. Его родители не имели права отдавать его туда. Я совсем его не виню за то, что он оттуда сбежал.

— Я тоже, Стелла. Но в данных обстоятельствах он должен вернуться домой. Ты понимаешь, о чем я?

— Да.

— Ты ведь не хочешь, чтобы с ним что-нибудь случилось?

Она покачала головой.

— Тогда ты поможешь мне вернуть его?

— Я поэтому и приехала. В полицию я бы не обратилась. Но вы ведь совсем другой? — Она дотронулась до моей руки. — Вы не позволите вернуть его в «Проклятую лагуну»?

— Этого не должно произойти. Думаю, что у меня будет возможность помочь ему. Если Том нуждается в лечении, он может пройти его амбулаторно.

— Он не болен!

— И все-таки без причины отец не поместил бы его туда. Что-то случилось в то воскресенье, только он не хочет сказать, что именно.

— Это случилось еще задолго до воскресенья, — проговорила она. — От него отвернулся отец, вот что случилось. Томми не какой-нибудь «волосатик», он предпочитает музыку охоте и прогулкам на яхте. За это отец и отвернулся от него. Все очень просто!