Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— У вас есть какие-нибудь подозрения?
— Нет. А у вас?
— У меня вертятся кое-какие мысли на этот счет, но я воздержусь высказывать их вслух.
— Потому что я работаю на Хиллмана?
— Этого я не говорил. — Он прикрыл глаза и переменил тему разговора: — О вас спрашивал человек по имени Роберт Браун, отец убитой. Он в гостинице «Сити».
— Я зайду к нему завтра. Вы вежливо с ним обошлись, а?
— Я со всеми обхожусь вежливо. Несколько минут назад мне звонил Гарольд Харлей. Он очень тяжело воспринял смерть брата.
— Он уехал домой в Лонг-Бич?
— Да. Но он в любое время готов быть в распоряжении суда, если кто-то возбудит дело.
Он еще раз упрекнул меня в смерти Отто Сайпа, и на этом я откланялся.
По дороге в Лос-Анджелес я сделал крюк и заехал на станцию обслуживания Дали. Бен, с повязкой на голове, возился около насоса. Когда он увидел меня, то вошел в свою конторку и больше оттуда не показывался. Потом из конторки появился мальчик лет десяти, внешне точная копия отца. Он очень недружелюбно спросил, чем может быть мне полезен.
— Я хотел бы одну минуту поговорить с мистером Дали.
— Извините, но папа не хочет разговаривать с вами, он очень расстроен утренним происшествием.
— Но мне нужно показать ему одну фотографию. Может быть, он узнает изображенного там человека?
Мальчик вошел в конторку, плотно закрыв за собой дверь. Возвышавшаяся по ту сторону шоссе «Барселона» напоминала сейчас, в солнечных лучах, памятник вымершей цивилизации. У отеля я увидел несколько полицейских машин и человека в форме, который сдерживал толпу зевак.
Сын Бена Дали вышел из конторки.
— Папа сказал, что не хочет больше смотреть ни на какие ваши фотографии. Он говорит, что вы и ваши фотографии принесли ему несчастье.
— Передай ему, что я прошу прощения.
Мальчик торжественно поклонился и отправился выполнять свою роль посла. Но больше ни он, ни его отец так и не показались.
Я предоставил Дали самому себе.
Офис доктора Вайнтрауба я нашел в новых медицинских корпусах в Уилшире, около больницы «Ливанские кедры».
Внутренний эскалатор поднял меня в комнату отдыха на пятом этаже. Она была прекрасно обставлена, откуда-то доносилась успокаивающая музыка, которая все время, пока я сидел там, действовала мне на нервы. Я, единственный мужчина в этой комнате, сразу же оказался под перекрестным огнем взглядов двух беременных женщин, сидящих в разных углах комнаты. Смотрели они на меня с явным сожалением.
Из-за конторки в углу комнаты ко мне обратилась сильно раскрашенная девица:
— Мистер Арчер?
— Да.
— Доктор Вайнтрауб примет вас через несколько минут. Вы ведь не пациент? Так что вам нет необходимости заполнять историю болезни, да?
— Она вызвала бы у меня приступ белой горячки, моя милая!
В крайнем изумлении девушка захлопала своими наклеенными ресницами, напомнившими мне почему-то ножки тарантула, такие они были длинные и толстые.
Тут открылась дверь, и доктор Вайнтрауб пригласил меня в кабинет, где он давал консультации. Он выглядел моим ровесником или чуть старше меня. Как и большинство врачей, он не следил за собой: под белым халатом — сутулые плечи и явно излишний вес. Волосы темные, вьющиеся, но на лбу залысины. Под очками же прятались чрезвычайно живые глаза, их воздействие я ощутил, едва обменявшись рукопожатиями с доктором. Это лицо я определенно видел, только никак не мог вспомнить, где именно.
— Судя по вашему виду, вам необходим отдых, — сказал он. — Это бесплатный совет.
— Благодарю вас, отдыхать мне сейчас не придется, — ответил я, а про себя отметил, что отдых и ему бы не повредил, но вслух не сказал.
Он довольно тяжело опустился за стол, а мне предложил кресло для пациентов. Я сел лицом к нему. Одна из стен комнаты была целиком заставлена книжными полками: там были книги по всем разделам медицины, но больше всего — по психиатрии и гинекологии.
— Вы психиатр, доктор?
— Нет, я не психиатр. — Глаза его ясно отражали меланхолию. — Некоторое время я учился за границей, затем началась война, и я выбрал другую специальность — акушера. — Он улыбнулся, глаза его засветились. — Я доволен своей работой. У нас все больше успешных родов, хочу сказать, что все реже теряю детей.
— Вы принимали Тома Хиллмана?
— Да.
— Не можете ли вы вспомнить, когда это было? Мне нужна точная дата.
— Я просил уже своего секретаря взглянуть. Том родился 12 декабря 1945 года. Неделей позже я договорился об усыновлении ребенка капитаном Ральфом Хиллманом и миссис Хиллман. Они устроили ему великолепные крестины, — сказал он очень тепло.
— Как отнеслась к этому его настоящая мать?
— Она не хотела ребенка.
— Она была замужем?
— Если это имеет значение, она была молодой замужней женщиной, но ни она, ни ее муж не хотели в то время иметь детей.
— Пожалуйста, назовите их фамилию.
— Это профессиональная тайна, мистер Арчер.
— А если это поможет раскрыть преступление или отыскать пропавшего ребенка?
— Я должен знать все факты и иметь время на то, чтобы их обдумать. Но времени у меня нет. Я и сейчас ворую его у своих пациентов.
— Вы ничего не слышали о Томе Хиллмане на этой неделе?
— Ни на этой неделе, ни когда-либо еще.
Он тяжело поднялся и прошел мимо меня к двери, где с преувеличенной вежливостью дождался, пока я пройду мимо него. Я понял, что разговора не выйдет.