Омут
Шрифт:
— Кем вы собираетесь стать, Таня? — спросил Воздвиженский.
— Я всегда хотела быть учительницей.
— Вечная и благородная профессия, — сказала Вера Никодимовна.
— Да, это достойная цель, — согласился Роман Константинович. — Я надеюсь, вы сможете начать учебу еще в этом году.
— Очень хочется.
— Большевики уделяют огромное внимание народному образованию. Им нужна пролетарская интеллигенция. Это так понятно. Целиком одобряю ваш выбор,
А Таня думала:
«Как легко они смирились с моимгорем!»
В это время взвинченный Юрий подходил к дому. Радостный хмель уже прошел, а мысли все еще метались. Меньше всего ему хотелось сейчас видеть Таню. Что он скажет ей? Нужно что-то придумывать, лгать… Ему это никогда не удавалось.
«Ладно, — решил он про себя. — Утро вечера мудренее. Завтра прояснится голова, и я найду выход».
Он обогнул дом и увидел на веранде Таню.
— Юра! Вы посмотрите!. Вот и Юра. Как кстати. Мы ждем тебя, Юра! — воскликнула обрадованная Вера Никодимовна.
— Что случилось, мама?
— Ничего, Юрочка, ничего. Мы только говорили о вас с Таней, о вашем будущем.
«Очень вовремя!..»
— Здравствуйте, Роман Константинович. Здравствуй, Таня.
— Здравствуй, Юра. Ты немного бледен.
— Может быть.
— Откуда ты, Юра? Что с тобой?
— Я был на кладбище. Немного устал.
— Почему на кладбище? Зачем? Что тебя занесло?
Юрий пожал плечами.
— Стихи вспомнились:
Вспоминайте, мой друг, это кладбище дальнее, Где душе вашей, больно-больной, Вы найдете когда-нибудь место нейтральное И последний астральный покой.— Ах, как я не люблю декадентов!
— Что за минор, Юра? — спросил Воздвиженский.
— Минор? Ну, нет. Мы провожали в последний путь большевика, застреленного бандитом. Так что особенного повода огорчаться не было. Скорее, наоборот.
— Юра! — ахнула Вера Никодимовна. — Зачем ты так?
— Как? По-твоему, я должен быть в самом деле огорчен?
— Такие слова опасны. Мы только что говорили…
— Потом, мама, потом, — перебил Юрий.
— Подумайте! Он не хочет слушать.
— Я же сказал: я устал.
— Вера Никодимовна! — вмещалась Таня, — Юра действительно устал.
Говоря это, она искала его взгляд, но Юрий все время смотрел куда-то в сторону.
А Вера Никодимовна упорно продолжала:
— Юра! Мы решили, что Таня должна переехать к нам.
«Кажется, меня сегодня сведут с ума».
— Раз вы решили, я покоряюсь.
— Ты говоришь как-то странно.
— Он ведь с кладбища, Вера Никодимовна, — снова вступилась Таня.
Юрий принял помощь:
— Да, я с кладбища.
— Но зачем ты туда пошел? На эти похороны.
— Меня затащил приятель.
— У тебя есть приятели среди большевиков?
— Скорее, он нэпман. Возможно, ты помнишь его, мама. Это Андрей Шумов.
— Я не помню.
— Я помню Шумова, — сказала Таня.
— Да? — переспросил Юрий.
Слова Тани неприятно удивили его, но то, что она сказала дальше, было хуже, чем неприятность.
— Он жил недалеко от нас перед войной. На нашей улице мальчишки недолюбливали гимназистов. Я это сама испытала. А Максиму он почему-то нравился. Он заступался за Андрея. Ведь ты его Андреем назвал?
— Андреем.
— Максим старше. Его побаивались.
— Ваш брат защищал гимназиста? — спросила Вера Никодимовна. Вот бы не подумала!
— Они дружили… по-своему. Шумов был начитан. Он носил книги Максиму… Помню, они спорили, прав ли Симурден, приговоривший к смерти Говэна… Это все давно было. Я уже не помню, когда видела Шумова. Значит, он здесь?
— Здесь.
— И нэпман?
— Начинающий.
— Странно. Он мне казался красной ориентации.
— Ах, милая! Революция все поставила вверх ногами. А ваш брат…
«Они могли видеться. Могут увидеться. Просто встретиться», — думал Юрий.
— Ты уверена, что Шумов и Максим…
— Максим даже с партийцами разошелся из-за нэпа. Если Шумов нэпман, у них не может быть ничего общего.
«А если не нэпман?»
— Все это очень печально, — вздохнула Вера Никодимовна. — Все эти споры, разлады. Подумать только, оба сочувствовали революции, а теперь ничего общего! Нет-нет, всем пора положительно примириться. Юра! Тебе покрепче?
— Да. Покрепче. Только не чай.
— Не чай? Но мне кажется, ты уже…
— Представь себе. Мы зашли в подвальчик. Там хозяйничает очень толстый грек. Из тех, что отсиделись и теперь пожинают плоды этой… новой политики. Он хвастался хорошим вином, и мы…
— Вы его попробовали? — улыбнулся Воздвиженский.
— Как видите.
— И оно действительно стоящее?
— Пожалуй. Не вызывает жажду.
Юрий подошел к буфету, открыл дверцу и взял рюмку.
— Юра! Неужели ты еще собираешься пить?
— Оставь, мама.