Он & Она
Шрифт:
Она ругала саму себя последними словами: если бы стала тогда любовницей Санина, все было бы сейчас по-другому. Она, как и все остальные люди, существовала для этого денежного мешка только с точки зрения его собственных интересов. Не больше того!
Но Санин – ее единственный шанс. Другого попросту нет. Олеся, чем ближе клонился к вечеру день, тем больше надеялась, что сумеет это ему объяснить. Она решила дождаться, не уходить, пока не увидит его еще раз. Ведь не может он так просто вышвырнуть за борт жизнь человека?!
Уже было темно и невыносимо холодно, когда Санин в сопровождении
– Опять ты! – бросил он недовольно при виде Олеси и лишь отмахнулся в ответ на немой вопрос бодигарда. – Поехали!
– Домой? – поинтересовался водитель, распахнувший перед ним дверь.
– В казино!
Леся словно сошла с ума. Санин стал в ее воображении идеей фикс – ей казалось, стоит заговорить с ним, объяснить все еще раз, и он услышит. Может быть, он не понял, что она готова заплатить своим телом?! Лишь бы помог Илюше! Ошалевшая, Леся бросилась к автобусной остановке. Казино! Хорошо, в городе только одно казино – ошибиться нельзя. Но лучше бы построили клинику для детей. Почему ее нет?!
Олеся бродила чуть поодаль от заведения, чтобы не попадаться на глаза охране казино и водителю Санина, который все время сидел в машине. На город опустилась кромешная тьма, она до костей промерзла в своем платье из грубого трикотажа и тонком плаще. Леся присела на корточки, опершись о стену спиной, обхватила себя руками и запрокинула голову. На небе уже появились звезды. Леся закрыла глаза.
Шум распахнувшихся дверей и пьяные голоса заставили ее встрепенуться. Она вскочила на ноги и подбежала ближе: Санин выходил из заведения в компании нескольких нетрезвых мужчин. Вокруг них кольцом сомкнулась охрана.
– Вот бля, – услышал она заплетающийся голос Санина, – двести штук, сука, проиграл!
– Да брось кипятиться, Андрюх, – нестройный хор принялся его утешать, – подумаешь, двести кусков деревянных!
– Да в евро, бля! – выкрикнул он и все почтительно замолчали. – В евро!!! – проорал он для пущего эффекта.
Ноги Олеси подкосились. Девушка опустилась на край тротуара и, уронив в руки лицо, зарыдала…
Илюша умер первого апреля. Олеся возненавидела этот день. И вместе с ним – себя, близких, которые остались жить после смерти ребенка, и саму жизнь. Мама не успела продать квартиру – даже при смехотворной цене не могли найти покупателя целых десять дней. А ночью, накануне подписания договора, сына Олеси не стало. И она ушла вместе с ним.
Только Валерия Игоревна, которая тут же забрала ее из квартиры Ивана, не давала умереть по-настоящему. Одевала Лесю каждое утро, тащила за руку в институт и, передав Жанке, заставляла идти на занятия. Олеся не понимала: зачем?! Она просто сидела и смотрела на преподавателей больными глазами, а те ставили оценки ей просто так, ни за что. И в их глазах Леся видела слезы. А потом Жанка случайно перепутала аудиторию и притащила Лесю не туда. Леся увидела Ивана с какой-то женщиной. Они целовались.
Лишь в тот момент Олесю наконец прорвало – из давно пересохших, словно пустыня, глаз брызнули слезы. Она билась в истерике, бросалась с кулаками на этих двоих, орала, изрыгала страшные проклятия и не помнила себя. Чем все закончилось, Олеся не знала – просто она оказалась дома, в своей кровати с температурой под сорок. Когда очнулась, сразу набрала номер Ивана, чтобы сказать: если он еще хоть раз, хоть мельком попадется ей на глаза, ему не жить! Но этот трус, этот шакал, от ненависти к которому она захлебывалась, просто не взял трубку. Пусть его покарает Бог! У нее уже ни на что не осталось сил…
Олеся заставила себя забыть прошлое, выжгла память каленым железом.
Проболела она до самых выпускных экзаменов, на которых преподаватели рисовали ей «отлично» за одно только присутствие. Ни на что другое у них не поднималась рука, и Олеся бесилась от жалости, которая исходила от всех и каждого. Одна только Жанка вела себя как всегда, словно Олеся не умерла и не стала после этого другим человеком.
Оставаться в родном городе было нельзя: от памяти, от взглядов, от прошлого надо было бежать. А для того, чтобы заявиться в Москву, нужно было снова стать женщиной. Олеся заставила себя начать есть, снова научилась спать и все время сидела на балконе, глядя в небо. К середине августа в зеркале отразилась прежняя Олеся. Но только в зеркале.
Убедившись, что тело приобрело прежние формы, Леся дождалась пятницы – именно в этот день Санин приезжал в казино – и извлекла из дальнего угла шкафа вечернее платье, в котором пела на институтском концерте. Вызвала такси. Дала охране на входе в заведение денег – конечно, у нее не было клубной карты – и вошла внутрь. Жирного рыла Санина нигде не было видно, но она решила, что будет ждать до последнего клиента. За нее цеплялись мужские взгляды, ей предлагали выпить – она не отказывалась, но на вопросы не отвечала, демонстративно отворачивалась. Наконец Санин явился, и Леся направилась прямиком к нему.
– Будешь меня? – спросила она, не тратя времени на вступление.
– Вы?! – он ошалело смотрел на нее. – Я… Господи… да!
– Пять тысяч евро.
– Не вопрос!
В ту ночь Санин не проиграл в казино ни цента. Он получал удовольствие совершенно иного рода, а Олеся спокойно ему позволяла делать все, что вздумается. Ей было все равно. Когда Санин уснул, Леся выскребла все до последней купюры из его кожаного портфеля и спокойно ушла. Была уверена – он не станет ее преследовать.
На следующий день они с Жанкой уехали в Москву.
Едва прибыв в столицу, Леся нашла дорогую клинику, в которой могли исполнить любой каприз за деньги клиента: ей нужна была стерилизация. Пусть перевяжут чертовы маточные трубы, и все: ни одному семени, ни одного ублюдка она не позволит больше добраться до цели! Не будет рожать смертельно больных детей. Хватит с нее страданий. В мире нет даже тени справедливости и благородства: жизнью правят деньги и похоть. Если бы отдалась свинье Санину раньше, ее сын был бы жив! А теперь она станет заглушать голос прошлого всемогущими деньгами: любым способом потрошить денежные мешки, которых в Москве как грязи, и помогать малышам с той же болезнью, что у Илюши. Все богачи – подонки, сорящие деньгами мертвых детей. Чем больше удастся забрать у них, тем больше жизней можно будет спасти.