Он приехал в день поминовения
Шрифт:
– Что ты делаешь в темноте?
– Ничего. Думаю. Извини, пожалуйста.
– Ложись скорей. Я замерзла. И послушно, без всякого выражения на лице он последовал за нею.
Часть третья Поездка в Руайан
I
Будильник был заведен на шесть утра, и когда он зазвонил, между полосками ставень еще не забелел свет. Услышав, что Жиль встает, Алиса пошевелилась и машинально протянула руку, словно для того, чтобы удержать, как делала это сквозь сон, если муж двигался.
– Что ты?..
– Ничего, дорогая, спи.
Он укрыл ее одеялом и прошел в ванную. Пока Жиль одевался, прислуга Марта спустилась в кухню, и он услышал, как она мелет кофе и разводит огонь.
Около четверти седьмого Жиль, как обычно, появился на кухне.
– Не беспокойтесь, Марта...
Он взял в шкафу чашку, налил себе кофе, и в этот момент раздался негромкий стук во входную дверь.
– Передайте мадам, что я вернусь не раньше двенадцати.
Жиль спустился вниз, снял дверную цепочку, отодвинул засов, вышел на улицу навстречу уже занимавшемуся рассвету и увидел Поля Ренке, который топтался на месте, чтобы согреться. Свежий воздух, пощипывавший нос и кончики пальцев, казался особенно резким, как это всегда бывает "в день, когда мы встаем слишком рано".
– Начнем, если вы не против, - предложил Поль Ренке, поздоровавшись с Жилем.
Механики только что выпустили на линию первый грузовик, и под сводами бывшей церкви стоял рев с трудом запускаемых моторов.
– Так вот, он приходил, становился у ворот, закладывал руки за спину и молчал. Зимой он носил толстое черное пальто, то самое, что изъял вчера комиссар, летом - темно-синий пиджак, несколько великоватый и широкий, который он не застегивал, так что был виден жилет...
– Насколько я понимаю, к этому часу являются только механики?
– О нет! По утрам ворота всегда отпирал Пуано. Не забывайте, что именно сейчас идет заправка горючим и маслом, и если кто-нибудь из водителей захочет погреть руки на...
В эту минуту Жиль заметил выходившего из гаража Эспри Лспара, который удивленно воззрился на молодого человека.
– Вы никогда не говорили мне, что приходите сюда к шести утра.
– Но я же заменяю месье Пуано.
– А я еще задерживал вас допоздна!..
– Пустяки!
У оптового виноторговца открылись ставни: На другой стороне канала служанки выставляли помойные бачки на край тротуара.
Ренке вытащил из кармана большие серебряные часы-луковицу и махнул Жилю рукой. Это означало, что им пора - пора идти в порт, как когда-то, в этот же час, туда ежедневно направлялся Октав Мовуазен.
Пять дней назад, когда Колетту вызвали к следователю, Жиль попросил Ренке встретиться с ним еще раз в гостиной у тестя. Свидание состоялось утром, часов в десять. Мадам Лепар, повязав голову косынкой, занималась уборкой: на подоконниках второго этажа проветривались матрацы.
Жиль долго обдумывал шаг, на который отважился: этот шаг был самым трудным в его жизни.
– Присаживайтесь, месье Ренке, и, ради бога, не обижайтесь на меня, что бы вам ни пришлось услышать. От вашей сестры я знаю, что вы недовольны своим положением в полиции. Знаю, что комиссар вас не любит и что вы давно потеряли надежду на повышение. Знаю, наконец, что вы мечтаете об отставке, которую получите только через три года...
Жиль едва осмеливался смотреть в лицо этому честному, совестливому человеку, не сводившему с него широко раскрытых глаз.
– Вот я и подумал, месье Ренке, не согласитесь ли вы подать в отставку чуть пораньше и поступить на службу ко мне. В обстановке вы разбираетесь лучше, чем я. У меня нет никого, кому можно было бы довериться, и город я знаю плохо. Правда, у меня была мысль пригласить частного сыщика из Парижа, но у него меньше шансов на успех, нежели у вас, а у меня нет никакой гарантии, что он окажется честен...
Но самое трудное было впереди.
– Я расспросил мадам Ренке. Она сообщила мне, какое у вас жалованье и какая будет пенсия через три года. Я сделал подсчет и полагаю, что если предложу вам двести тысяч франков...
К изумлению Жиля, Ренке не подскочил на стуле, а лишь покачал головой.
– Для меня это не новость, месье Жиль. Буду с вами откровенен. Вчера поздно вечером ко мне зашла сестра и все мне рассказала, только что не назвала сумму. Меня смущает одно: не будут ли мне вставлять палки в колеса. С другой стороны, мне очень хочется помочь бедной мадам Колетте: ей предстоит борьба с сильным противником. Словом, я согласен, месье Жиль, только вот сумма чересчур велика. Понимаете, это будет выглядеть так, словно я продался.
В тот же вечер, не дожидаясь официальной отставки, Ренке испросил отпуск и наутро явился в кабинет, который Жиль устроил себе на третьем этаже особняка, напротив окон тетки.
С тех пор Ренке целыми днями сновал по городу, ведя расследование независимо от полиции.
Последняя нагрянула на набережную Урсулинок и обшарила весь особняк. Теперь прохожие уже не давали себе труда скрывать любопытство: они останавливались прямо посреди улицы и глазели на дом, где совершилось убийство.
Что касается Колетты, то она, целых три раза побывав во Дворце правосудия, сохраняла, несмотря на свое лихорадочное состояние, неожиданное хладнокровие. Вот только за столом их разговоры с Жилем почти прекратились. Тетка и племянник избегали смотреть друг на друга и порою, прощаясь перед сном, даже не обменивались рукопожатием.
– По-моему, ты с ней не слишком любезен, Жиль,- заметила как-то Алиса.
Что мог он ответить жене?
– Иногда кажется, что ты тоже ее подозреваешь.
– Клянусь, Алиса, нет!
– Тогда я ничего не понимаю. Как раз в тот момент, когда ей особенно нужна поддержка... К столу она выходит в самую последнюю минуту и всякий раз отыскивает предлог, чтобы уйти сразу же после еды... Ренке что-нибудь раскопал?
– Еще нет.
– Ты считаешь, что они решатся забрать Колетту?
Покамест, во всяком случае, ее не арестовали. Зато полиция изъяла личные вещи Октава Мовуазена и все бумаги, хранившиеся в бюро с цилиндрической крышкой. Вокруг особняка и гаража постоянно шныряли агенты, и накануне мадам Ренке была в свой черед вызвана к следователю.