Он приходит по пятницам
Шрифт:
Ненадолго отвлекусь и поясню – к слову пришлось, – почему я назвал этот роман «Он приходит по пятницам». Ну, кто такой он и чт'o значит приходит, не должно, как мне кажется, вызывать у читателя каких-либо вопросов. Но почему по пятницам? Ведь, строго говоря, явление покойного Мизулина каждый раз происходило в ночь с пятницы на субботу – после двенадцати часов. И, вероятно, точнее было бы говорить о его появлении по субботам. Наверное, так. Однако такой оборот, упоминающий именно пятницы, я придумал не сам – я лишь пошел вслед за теми, кто непосредственно имел дело с описываемым случаем. С легкой руки вахтера Бильбасовой (она-то брала суточные дежурства по пятницам) все кто рассказывал об этом исключительном явлении природы (ну, не природы – не знаю чего!) – и Миша, и Костя, и те, кто опрашивал потерпевшую ранее, – описывали эти события, как происходившие в ту или иную пятницу (разумеется, в разговорах описывали, а не в
8
Quod erat demonstrandum – что и требовалось доказать (лат.).
Воспользуюсь этим редко встречающимся в художественных текстах выражением, чтобы лишний раз продемонстрировать свою образованность и начитанность. Вдруг некоторые читатели их еще не заметили и не оценили.
Так вот. Возвращаюсь к Мише, открывшему, фигурально выражаясь, рот после того, как он услышал, чт'o именно предлагал ему пригласивший его в гости Костя Коровин – бывший неприметный троечник, а ныне сотрудник следственного отдела областного УВД.
– Ну, давай о деле, – слегка помявшись, согласился Костя. – Действительно, чего кругами ходить. Я, собственно, и позвал тебя не только, чтобы поболтать о том, о сём… Я хочу предложить тебе сотрудничество в деле, которое я сейчас веду… ну, ты знаешь, дело об убийстве в вашем институте.
И не дав сказать ни слова растерявшемуся от неожиданности и пытавшемуся что-то ответить Мише, продолжил:
– Погоди. Я тебе кое-что сначала расскажу. Есть кое-какие обстоятельства и сложности, о которых ты должен знать. Если мы договоримся, я тебе, конечно, много чего расскажу, но сейчас вкратце, в двух словах, надо объяснить, что и как.
После такой многообещающей преамбулы Костя изложил – надо сказать, изложил кратко, толково и ясно – свое понимание ситуации и причины, побудившие его предложить Мише столь нетривиальное сотрудничество. Тут надо подчеркнуть, что предложил он его не своему закадычному другу или давнему приятелю (не знаю, были ли у Кости такие друзья), а именно Мише, с которым его связывало хотя и семилетнее (с пятого класса), но, в сущности, весьма поверхностное – можно сказать, шапочное – знакомство. И в данном случае туповатый (вроде бы) Коровин не ошибся: Миша оказался надежным компаньоном и, вероятно, самым лучшим из возможных кандидатов на эту роль.
По словам Кости, дело, которое ему было поручено расследовать – мизулинское дело, – было вовсе не простым. Каверзное было дело, как оценивал его Костя, неизвестно что сулившее следователю. При этом оно было первым делом, которое Коровин должен был вести самостоятельно.
– Я, видишь ли, в отделе до сих пор числюсь в новичках, – объяснял он. – Да, по правде сказать, так оно и есть. У нас большинство – сыщики с большим стажем, с опытом, они зубы съели на всяких запутанных делах. Мне с ними равняться не приходится. Я всё время работаю с кем-нибудь из старших, в пристяжных хожу. Мне хоть и давали на самостоятельное ведение кое-какие эпизоды, но это не то – и в этих случаях я был под присмотром тех, кто руководил расследованием в целом. А здесь всё решать придется самому, и ответственность вся на мне. Но я ведь понимаю, почему именно это дело мне дали. Мутное это дело, противное. Дело не в убийстве. Конечно, особо тяжкое преступление и прочее… Но у нас эти убийства десятками за год проходят. Тут другое...
По Костиным соображениям выходило, что дело об убийстве электрика, с одной стороны, не сулило ничего хорошего: неправильное дело, не укладывающееся ни в какой известный шаблон: ни в учебниках про такие не написано, ни в практике с такими случаями никто не сталкивается. Убийство в научном институте… глубокой ночью… непонятно как и зачем туда пробравшегося Мизулина (заметь, не известного милиции и уже не раз отсидевшего рецидивиста, а обычного работяги-пьяницы)… в пустом здании… Что? Почему? Какой во всем этом смысл? Ничего не ясно. Если отбросить всю эту чепуху с возвращением трупа, то непонятно, за что тут можно уцепиться, за какую ниточку можно потянуть, чтобы распутать клубок. Да и ниточек-то никаких не видно. Исходя из такой диспозиции, Костя считал, что шансы на успешное раскрытие этого преступления невелики, а если взглянуть чуть более пессимистически, дело выглядит как стопроцентный «висяк» – то есть дело будет прекращено вследствие невозможности найти виновных и таким неоконченным уйдет в архив. Перспектива неприятная для любого следователя. С другой стороны, необычность этого дела опасна еще и тем, что оно с самого начала попало в поле зрения высокого милицейского руководства. Оно еще и открыто не было (да, собственно, и преступление-то еще не произошло), а о нем уже ходили разные – в основном, анекдотические – слухи. Теперь же оно воспринимается не просто как анекдот, а как скверный анекдот. (Здесь Миша заметил в своем рассказе, что, судя по выражению, Костя читал Достоевского; поверить в это было нелегко, но кто его знает). Начальство, конечно, об этом казусе не забудет и регулярно станет осведомляться, как продвигается расследование. А что на такие вопросы ответишь?
Сочетание этих обстоятельств приводит к лежащему на поверхности выводу: никто за мизулинское дело браться не захочет. Кому нужны такие – далеко не радужные – перспективы? Потому-то – Костя тут не сомневался – выбор и пал на него: нашли крайнего,
По ходу этого достаточно длительного Костиного монолога Миша пару раз пытался вставить какие-то замечания, но хозяин отвечал на них односложно, – видимо, не обращая на них ни малейшего внимания, – и продолжал разъяснять свою позицию. Покончив с общим взглядом на ситуацию, он перешел к непосредственному обоснованию своего намерения вовлечь в дело подвернувшегося ему Мишу.
– Я чт'o подумал, когда мы с тобой встретились? – начал Костя с некоторым воодушевлением в голосе, особенно заметным на фоне предшествующей минорной интонации, с которой он описывал ситуацию с предстоящим ему расследованием. – Думаю, вот как раз тот человек, с которым стоило бы всё обсудить: и голова светлая, – тут говорящий, явно, хотел польстить собеседнику, даже как-то чересчур прямолинейно; однако, не совсем и безосновательно – у Миши в школе была репутация самого головастого в точных науках, – и в институте свой, значит должен быть в курсе всяческих событий и взаимоотношений, в которых мне и за месяц не разобраться. Прямо, думаю, на ловца и зверь бежит. Жаль, что невозможно это – а неплохо было бы поговорить, посоветоваться, обсудить со всех сторон. Ты пойми, такие сложные вопросы трудно обдумывать в одиночку. Мы чаще в группе работаем, там это само собой получается. А здесь мне, выходит, и поговорить не с кем. У нас, вообще-то, неплохие есть мужики – старшие товарищи, как говорится, – но тут, боюсь, не станут они вникать в мои трудности. Я тебе уже объяснял, никому не хочется ввязываться в гиблое дело, вот и постараются остаться в стороне… Есть, конечно, начальник, у которого можно проконсультироваться, спросить совета – я думаю, он не станет меня отшивать. Но, во-первых, начальник – слишком занятой человек, ему некогда с тобой рассусоливать, да к нему и не побежишь с каждой мелочью. А во-вторых, есть здесь и еще одно обстоятельство – немаловажный для меня, честно сказать, аспект проблемы: дело поручено мне, и не хочу я втягивать в это своего босса. Ясно же, что, если ничего хорошего не выйдет, вину он на себя не возьмет – ну разве что признается в неправильном выборе исполнителя: дескать, напрасно он на меня понадеялся. А вот, если всё же что-то удастся сделать, то тут уж, без сомнений, принимать поздравления будет он – ну как же: его советы и непосредственное руководство молодым и неопытным позволили раскрыть это беспрецедентное дело в кратчайший срок. Он про свой неоценимый вклад в дело не умолчит. Я тебе больше скажу, он сам будет верить, что дело раскрыто только благодаря его сыщицкому таланту и гигантскому профессиональному опыту. А мне зачем такой расклад? Нет, к начальнику я советоваться не пойду, разве что в случае самой крайней нужды. И даже, если он сам меня вызовет, а это так и будет – докладывать ему о ходе следствия придется, конечно, – то лишнего ему говорить и просить о советах я не стану. В итоге: ситуация такова, что обсуждать это дело мне не с кем.
Костя на несколько секунд прервался, и Миша успел только вставить:
– Так, что ты мне-то…
Но тут же прерванный Костей замолк и закрыл рот.
– Так вот. Я тебе и предлагаю: соглашайся на роль Ватсона. Если, конечно, тебе это интересно. Я тебя введу в курс дела и будем с тобой – только мы, с глазу на глаз – обсуждать все детали и возникающие по ходу вопросы, разбирать возможные версии и так далее. При этом тебе еще выпадает роль консультанта и эксперта по внутриинститутским вопросам и техническим проблемам, если таковые появятся. Сразу скажу: восхищаться моими аналитическими способностями совершенно необязательно. Я не Шерлок Холмс. И не для того я тебя хочу привлечь к делу. Скорее наоборот, от тебя потребуется повышенная критичность и выявление ошибок в рассуждениях, выводах и оценках. Ну и, по возможности, твои собственные соображения по разным поводам.
Сейчас ты мне ничего не отвечай – ты должен спокойно всё обдумать. Дело, которое я тебе предлагаю, серьезное и нельзя его воспринимать как увлекательную игру в сыщиков-разбойников. Упаси тебя бог от такого отношения. Ввязавшись в расследование убийства, ты уже не сможешь выйти, когда тебе это надоест – так джентльмены не поступают, сам понимаешь. А ведь Холмс и Ватсон – джентльмены. Ты ж не станешь этого отрицать?
При этом неожиданном для слушающего вопросе Костя вдруг широко улыбнулся, вероятно, первый раз за всё время их разговора. Он, вообще, был как-то не склонен к шутливости и – в отличие от привычного для молодежных компаний тех лет юмористического уклона с шуточками, беспрерывными остротами и дружным смехом по любому поводу – большей частью держался серьезного делового тона (не исключаю, что это – черта, характерная для многих, имеющих юридическое образование), отчего нередко казался окружающим сухарем и занудой. Тем не менее, как мы видим, он вовсе не был лишен своеобразного чувства юмора.
Однако, не успел Миша рассмеяться в ответ на эту немудреную, но смешную своей неожиданностью шутку, как Костя опять посерьезнел и заговорил уже почти что угрожающим тоном:
– Я тебя должен кроме того предупредить, если ты сам еще не догадался, что дело это – то, что я тебе предлагаю, – связано с некоторым риском. Риском и для тебя тоже. Я имею в виду не опасность со стороны «разбойников» – она, если и существует, то риска здесь почти что и нет. Если не будешь болтать направо-налево, никто и не догадается, что ты можешь иметь какое-то отношение ко всей этой истории.