Стихи Евгении Риц это «выверты и овалы иной материи», ощущение неокончательного положения наличного мира. Можно сказать, что это блестящая с поэтической точки зрения работа по его преображению, которое творится в области форм благодаря мгновенным их мутациям, а также разлито по вселенной, в данном случае, поэтической, в виде эволюционной и восходящей составляющей. Космогенез Эмпедокла в его нежнейшем аспекте и Шагал с его ностальгическим и радостным взаимопроникновением и выворачиванием форм, нащупывающих изначальный ветер бытия, эти формы несущий, соединились в безупречно детской и прихотливой игре синтаксиса и интонации книги. С большой вероятностью поэтический метод Риц – это лепет, пьющийся из опыта, и опыт, лепечущий свои провидческие откровения каждому – единственному – дню жизни.
Андрей Тавров
Стихи Риц – это мир, еще более плотный – и, одновременно, тонкий и нежный – чем сама жизнь. Литература жизнь
не «отражает» и не «украшает», она создает новую, насыщеннее и осмысленнее. По этой части равных Жене Риц в современной русской поэзии нет. Кирилл Кобрин
Стихотворения Евгении Риц всегда были воплощением особого рода свободы, поэтической и человеческой: здесь поэт и человек не отстаивает собственную автономность, отказываясь участвовать в «чужой» жизни – построенной (как всегда видится «со стороны», «из свободы») на грубых ошибках – а, наоборот, принимает, как самоё себя, и прощает эту – практически неотменимую, неизбежную – стесненную общность дыхания, движения и существования. В этих стихах есть – и не «помимо» счастья любви, а именно любовью живущее – счастье гнева, счастье сарказма, счастье, казалось бы, необратимого экзистенциального тупика, из которого мелодия, она же саму себя выводящая на волю мысль, растёт с тем большей силой, чем меньше саму себя видит. «Природы» здесь всегда больше, чем «программы»; от внешнего наблюдателя эти стихи, кажется, совершенно ничего не хотят, как не хотело бы облако или дерево – и поэтому встреча именно с ними кажется чем-то неоспоримо сбывшимся.
Василий Бородин
Стихи Евгении Риц находятся посередине между живописным и музыкальным, склоняются то в одну, то в другую сторону: показать или пропеть? Книга эта вызывает у читающего ощущение причастности к миру в его мельчайших проявлениях – и вместе с тем отстраненности, дистанции в несколько шагов. Неслучайно образ окна повторяется в стихах многократно – читающий их ловит «свет из ближнего окна», и этот свет удивителен.
Дарья Христовская
Выверты и овалы
«В парковых дебрях не трава стояла…»
В парковых дебрях не трава стояла,Не снег лежал,Но иной материи выверты и овалыСкладывались в пожар.Этот парк был внутри, он был, прямо скажем,Грудной, как жаба,И по ходу вспомним ведьму и молоко,И побитые яблоки в нём лежалиБлизко и далеко.Под белёсым камнем, лежачим и близоруким,Не вода бежала, но свет бежал,И его доверчивые подругиВозмущались полными ртами жал.
«Её зовут никак…»
Её зовут никакИ звали никуда,Кругом Автозавод,Она одна – звезда.Она днём спит, а вечером ночнаяВыходит покуритьИ, у подъезда пачку начиная,Идёт по улице, и у неё горит.Да, про таких примерно и писали,Что днём де спят, а ночью кровь сосут,Что на таких ходили партизаныС дрекольем, разбивающим сосуд.Но что ей кровь? Она поднимет векиИ свет из глаз сосёт, и цвет пускает вглубь,И вот уже на месте человекаТемнеет контур незнакомых губ,А он ушёл по свету и до света,Ей упоён и выпит ей до дна.Он стал теперь обычная комета,Весь изойдя на свет из ближнего окна.
«Здесь железная дорога превратилась в ртутяную…»
Здесь железная дорога превратилась в ртутяную,Рдяный поезд-огонёк улетает в хлябь земную,И поют его вагоны, бьют друг друга по бокам,Город через запятуюПрибирает их вокзальнымЗвоном к стянутым рукам.Пробирает их вокальнымГолодом меж тамбурами,Точно между шампурамиОгненно-мясной просвет.Вьются сполохи по рельсам,Выходи, давай, согрейся,Из хрустального плацкарта,Из общественного места.Это честь твоя задета,На неё пальто надето,Чемоданчик на колёсах,Сигаретка на губе.Ветер вьётся без вопросовМежду зимних голубей.
«Восьмилетняя девочка с куклой наперевес…»
Восьмилетняя девочка с куклой наперевесПрозревает духов. Презирает духовЗа лишний вес,За их луковый запах и отсутствие всяких луков.Она-то думала, всё будет не так,Думала, вострубятКанализационные люки,И у больших и не очень умных ребятРты закроются и не в тактНа замахе опустятся руки.Но улица стынет, кукла беспозвоночно висит,И сентябрь подходит к началу второго года.В её жизни это первый, но отнюдь не последний визитПодобного рода.То их плёнкой услышит, то краем одной стопыОщутит подземное дуновенье,То ей кто-то крикнет: «Дыши! Не спи!»,И она ещё глубже заснёт и задышит лежащей тенью.
«К чёрному севу…»
К чёрному севуГотовь топоры,Верного зверя пилу.Сорному зевуОн ли оставит родную сеструНа поперечье тропы?Мелкой русалкой слюней и огня,Дымной дриадой трубыДевка наружу смолит из окнаВид на судьбу и снопы.Всё, что ни скажет она про себя,Сразу получится вслух.Видно, как там, в глубине, пикселятПашет прозрачный пастух.Всякий из нихНе протянет сквозь сонРуку или иглу.Свежий родникЗаживает пластомРодину в давнем углу.Тень моя, тень,Золотистый плетень,Крынки на кольях головОвеществлённых древесных детей,Переходящих в галоп.
«Он увидит сквозь дырку в заборе…»
Он увидит сквозь дырку в забореВечереющий сад, и в садуМеханический сад, и всё гореСладкой взвесью осядет во рту.Эта дырка – не память. На памятьТолько светлая дырка, и в нейПять минут собираются падатьМного листьев с ветвистых теней.Он увидит сквозь дымку в простореОтцветающий глаз, и в глазуЭлектрический лес из историй,Отвечающих звуком на звук.Молоточек ударит, и эхоИз коленки по локтю пойдёт,Это связан скелет человека,Точно сад и оставленный плод,Или лес и грибы в перелеске,И сухая рука грибника,Прижимаясь к колючей железке,Ничего не снимает пока.
«Кто видел упругую чёрную гладь…»
Кто видел упругую чёрную гладьИ белую плоскость живую?Солнце захочет меня обглодать,Глядь —Я над ним же жирую.Кто выел округою красную плоть,Её изнутри разрывая?Кололся, но медлил совсем заколоть,Потом, как одышливый мысленный крот,Разрыл, а она блядь живая.Разбил, как помешивай масляный сонФарфоровым ртом малолетки,Где мышкой молочный зубок унесён,Как будто не первый и ветхий.Не мышкой, но фейкой зобок разгрызём,Засунем под мышку копейку,За щёку другим безвозвратным обломТеперь зацепиться посмей-ка.Семейка лежит, вожделея рядком.Жалейка визжит, точно жалит о ком,Где нет никого, но кого-тоТолчком вызывает небесный парткомВ подземный райком оборота.
