Она не принцесса
Шрифт:
«Поцелуй меня».
Она все еще ждала, а он никак не проявлял желания целовать ее.
Горькое разочарование охватило ее. Стена оказалась очень крепкой. Ничто не могло ее пробить. Лючия сделала движение, чтобы отстраниться.
Неожиданно у него вырвался какой-то хриплый звук, и он схватил ее за плечи, толкнул назад, навалился на нее телом, прижимая ее, беспомощную под его тяжестью к сиденью. И поцеловал.
Неистовым, почти грубым, безжалостным до боли поцелуем. Она была потрясена. Но не испугалась. Eе губы раскрылись
Его язык проник в глубину ее рта, и от этого поцелуя она чуть не задохнулась. Ее никогда так не целовали. С такой чувственностью и мощью, от которых кружилась голова и охватывал восторг. Они оба уже не владели собой.
Она запустила руку ему в волосы, а другой гладила шею. Согнув колено, коснулась ногой его бедра.
Он оторвался от ее губ, пробормотал сквозь зубы какое-то проклятие и тотчас же взял в ладони ее лицо и снова поцеловал ее, на этот раз с нежностью, неторопливо лаская языком ее рот, и возбуждающая теплота растекалась по ее телу.
Откинув край накидки, он, обжигая ее кожу своим дыханием, стал целовать ее шею и плечо. Его тело давило на нее, и она даже сквозь одежду ощутила, как прижимается к ней его твердая мужская плоть. Она медленно изогнула бедра и почувствовала, как содрогнулось его тело.
– О Боже, – прошептал он. – О Боже!
Он немного соскользнул вниз по ее телу и положил руку на ее скрытую одеждой грудь. Лючия притянула к себе его голову еще ближе, требуя еще чего-то, он понял и поцеловал ее другую грудь над вырезом платья. Жар охватывал ее тело, и она начала извиваться под ним. Стон сорвался из его горла.
– Ты убиваешь меня, – тяжело дыша, сказал он, а его руки скользили по ее талии, бедрам, ногам. – Приканчиваешьпо частям. – Он приподнялся над ней и задрал юбку. – Но это чертовски прекрасная смерть.
Лючия почувствовала, как его рука под нижними юбками продвигается все дальше, вверх по ноге к тому месту, где сходились бедра. И в ней проснулись остатки женского благоразумия – она протянула руку и через ткань схватила его за запястье.
– Я хочу дотронуться до тебя, – сказал он.
Его ладонь накрыла ее самое интимное место, а она продолжала держать его за запястье.
– Позволь только прикоснуться к тебе.
Другие мужчины говорили такие же слова, но она никогда не уступала. Она всегда решала, когда и как остановиться.
Он держал руку между ее бедер.
– Лючия!..
Ее имя со стоном сорвалось с его губ, и в нем было столько боли, что она мгновенно сдалась. Она выпустила его запястье, и ее рука бессильно упала. Она бы отдала этому человеку все, что имела, включая свое сердце, если бы оно было ему нужно.
– Люби меня, Йен, – прошептала она. – Люби меня.
Он положил ладонь на ее бугорок, и она почувствовала такое наслаждение, что задрожала.
– О! – вскрикнула она, обхватывая его руками и пряча лицо на его плече. Она чувствовала, как все ее тело должно было покраснеть от этого безумного, бесстыдного возбуждения. – О!
Его руки отыскали разрез в ее панталонах, и он коснулся к самому интимному месту ее тела, до которого она ни разу не позволила дотронуться ни одному мужчине.
– Сладость, – шептал он, кончиком пальца раздвигая тайные складочки, заставляя ее еще больше краснеть. – Какая сладость.
Он стал ласкать ее самым удивительным образом. Он гладил ее сильными, умелыми и в то же время нежными движениями, от каждого такого прикосновения по ее телу пробегала дрожь. Ее бедра сами собой изгибались навстречу его руке. Ее тело больше не принадлежало ей, оно целиком было в его власти, и то, что он с ним делал, она никогда не испытывала.
Лючия слышала собственный голос, произносивший по-итальянски бессвязные безумные слова, которые она никогда в жизни не говорила мужчине.
– Пожалуйста, о, пожалуйста, еще, да, о, пожалуйста.
Ее возбуждение все возрастало, и вот она уже не могла произнести ни слова, а только издавала странные приглушенные звуки. Ей было необходимо что-то, но она не знала что. Он знал.
– Да, – шептал он ей на ухо, тоже по-итальянски. – да. Вот так. Ты почти готова. Кончай. Кончай.
Она не понимала, чего он от нее хочет, но ее возбуждение было почти невыносимо, и она подумала, что умирает. Неожиданно от его последней ласки, словно пламя опалило ее тело, в нем что-то вспыхнуло, затем взорвалось, рассыпалось множеством искр, – и она вскрикнула. Он продолжал ласкать ее, и волны изумительного наслаждения прокатывались по ее телу снова и снова.
Он поцеловал ее в губы, одарил последней лаской, затем достал руку из-под ее юбок. Она слышала, как тяжело и отрывисто он дышит, будто после долгого бега. Все еще лежа на ней, он приподнялся и начал расстегивать брюки.
Карета качнулась и остановилась.
Йен поднял голову, и его рука застыла в воздухе. Все его тело окаменело.
– Господи, – прошептал он. – Господи всемогущий, что я делаю?
Он с яростью заставил себя подняться и оставить ее. Лючия оправила юбки и попыталась сесть, хватая ртом воздух, она, потрясенная, смотрела на него.
– Тупой ублюдок, – пробормотал он и провел ладонью по лицу. – Какой же я болван! Мозги у меня в паху. Глупец, глупец. Ублюдок!
Дверца кареты распахнулась. Никто из них не шевельнулся.
Ошеломленная, Лючия могла только с изумление, смотреть на него. Она и представить себе не могла, что такое возможно. Что он сделал с ней этими своими руками? Ничего подобного она никогда не испытывала.
Какое наслаждение! Она купалась в нем. Падение, волшебство, смерть... Ни одно из этих слов не могло так точно полно описать то, что он сделал с ней. Это просто невозможно выразить словами.