Она уходит по-английски
Шрифт:
Конец рабочей недели. Пятница. Все всегда спешат домой. Одни люди на метро, в забитых под завязку теплых вагонах, отгородившись от реальности наушниками. Другие - в машинах, пробираясь сквозь бесконечные пробки, перемешивая грязный от соли снег колесами.
Уже никто и не скажет, где та самая реальность: под землей в метро или на поверхности в пробках? Где мы еще живем, а где существуем? И живем ли вообще?
Все спешили, и я, по привычке, тоже толкался по Садовому кольцу, забыв, что сейчас дома меня никто не ждет.
Дома, приняв теплую ванну с двумя таблетками морской соли, помогающими снять стресс, опустошил на кухне две крохотные бутылки с виски, привезенные летом с Кипра. По телевизору показывали кучу безвкусных реалити-шоу вперемежку с рекламой нижнего белья, колготок, помады и духов. Причем в процентном соотношении второго было больше. Хотя сложно сказать, что хуже.
Оторвавшись от экрана, я бросил взгляд на пыльный комод и вспомнил разговор с женой месяц назад:
– Почему котенок хмурится?
– С чего ты взяла?
– заиндевелым взглядом спросил я.
– Да я знаю тебя, как облупленного, - подкрашивая тушью бровь, сказала она.
– Давай выкладывай.
– На работе собеседования скоро начнутся на руководителя второго отдела продаж. Возможно, подразделение антибиотиков. Заявки от сотрудников принимают. Я вот подумал, что рано мне еще. Два года даже не работаю. Нужно опыта поднабраться. Другие вон дольше этого ждали шанса.
Она оторвалась от своих бровей и медленно повернулась ко мне.
– Ты дурак или как вообще? Что тебе до других-то? Ты о себе думай. О нас думай. Завтра же подай заявку. Такой шанс нельзя упускать.
Она повернулась обратно к зеркалу, но так, чтобы видеть меня краем глаза.
– Нужно все взвесить. Ведь если не пройду, то второго шанса не будет. Придется искать новую работу. А кто меня еще в фармацевтическую компанию возьмет с дипломом инженера? Спасибо людям, что сюда хоть взяли.
– Мне спасибо, а не людям, - сказала жена немного надменно.
– Если бы не мой однокурсник Паша, то сидел бы ты сейчас в своем бюро, пыль глотал.
Я поднял глаза и посмотрел на ее белоснежные волосы, подобно водопаду спадающие вниз на спину и врезающиеся в новое шелковое белье. Потом поймал на себе ее хмурый взгляд через зеркало.
– Да-да. Только попробуй отказаться.
Я встал с дивана и поплелся на кухню, закурил сигарету и глубоко вздохнул, почесывая макушку.
– И нечего так театрально вздыхать. У тебя все получится. Верь мне.
– Верю, - сказал я, закашляв.
Расслабиться не получалось. Спать не хотелось.
"К Андрею с Ленкой, что ли, съездить", - разглядывая содержимое бара, сказал я. Кроме полупустой бутылки мартини, оставшейся после какой-то вечеринки, брать с собою было нечего.
Катька улетела на корпоративный тренинг в Турцию. Что делать с этой неожиданной свободой, я не знал. Спасала только работа.
Утром, ни свет ни заря, встаешь, чистишь зубы, потом чашка кофе с сигаретой натощак и спешишь на работу. К вечеру приезжаешь домой, как выжатый лимон. Проглатываешь десяток наспех сваренных пельменей и садишься за стол делать план развития округа.
От постоянного стресса и перекусов на ходу, от большого количества растворимого кофе и сигарет последнее время я ощущал себя скверно. Ко всему прочему добавились частые простуды.
В поисках чистой одежды я кинул взгляд на свой твидовый пиджак и брюки, которые повесил на спинку стула. Они были похожи на мятый и засаленный мешок из-под картошки. Чистых рубашек тоже обнаружить не удалось. Все воротники оказались желто-черными от пота. Пришлось побороть брезгливость и опять надеть ту рубашку, в которой приехал.
Раньше мама стирала и гладила, но после свадьбы Катька запретила возить одежду домой.
– Тебе трудно закинуть вещи в стиральную машину!?
– заявляла она.
– Тебя в прачку превратили, сынок, - наставляла мама.
Эти две фразы встречались в моей голове и никак не хотели смешиваться. Будто моя голова, была вовсе не голова, а бокал, в руках умелого бармена, взбалтывающего, но не смешивающего ингредиенты для знаменитого коктейля агента Бонда. На этом, правда, сходства с англичанином заканчивались, особенно утром перед зеркалом.
Пока одевался, пока рассовывал ключи и всякую мелочь по карманам пальто, я с какой-то обреченностью вспомнил еще один разговор с женой перед ее отлетом:
– Милая, ну оставайся дома. Возьми больничный. Пусть едут без тебя.
– Максик, ты меня совсем не любишь, не хочешь, чтобы твой котеночек был счастлив. Начальник не поймет. Он на меня большие надежды возлагает. К тому же, посмотри за окно. Я устала от этого холода, от этих сутулых и хмурых людей, а в Турции как-никак теплее, там будут мои девчонки, будет весело.
– Тебе всегда были важней твои подруги и твоя карьера, - говорил я с досадой.
– Ну не начинай, не будь занудой, я тебя люблю, скоро приеду.
– Ну, Кать!?
– Слушай, хватит. Я и так опаздываю. Дай спокойно накраситься.
– За тысячу до Белореченской улицы, довезете?
– остановив машину, спросил я водителя через окошко.
Он кивнул, перекинув зажженную сигарету из одного уголка рта в другой, не отрывая рук от руля. Я сел на заднее сиденье с правой стороны, не сразу справившись с заевшей дверью, еще раз повторил адрес, и старый "Опель" начал медленно с пробуксовкой двигаться по бульвару.