Они были не одни
Шрифт:
А Зарче со своей стороны прислал семейству Ферра подарки: пироги, яйца, теплые носки, мыло и карманное зеркальце. Подарки, правда, приняли, но пироги Рако выбросил собакам.
— Нет, мы им ничего не пошлем. Это вздорный, устарелый обычай! — сказал он.
А старика Зарче тем временем стали одолевать сомнения.
— Жена, что такое с нашим тестем? Почему он ничего не прислал в подарок Петри?
Жена только пожала плечами:
— Одна из родственниц Рако говорила, что нам нечего ждать от него подарков. Будто теперь правительство отменило этот
Пришлось Зарче проглотить и эту обиду.
* * *
Наступил праздник святого крещения. Уже с полуночи крестьяне, разряженные, отправились в церковь. Из Каламаса приехал поп Ристо — служить заутреню. После богослужения предстояло взять крест, поднять иконы и с ними отправиться к виноградникам, чтобы бог послал в этом году хороший урожай. Потом, на рассвете, должны были бросить крест в озеро, и счастливым окажется тот, кто, нырнув в ледяную воду, первым его схватит.
Маленькая сельская церковка к двум часам ночи была битком набита. Женщины стояли по одну сторону, мужчины — по другую. Теснота была такая, что дышать трудно. Священник с козлиной бледно-рыжеватой бородкой и худым, длинным лицом походил на святого, изображенного на одной из многочисленных икон, висевших в золоченых и серебряных окладах по стенам церкви. Голос у него приятный, но разобрать слова молитвы почти невозможно. Дьякон — человек весьма уважаемый в селе — пел очень задушевно, хотя его баритон и несколько дребезжал.
— Миром господу помолимся!.. Ами-и-инь! — этот припев повторялся без конца.
Недалеко от священнослужителей с торжественным выражением лица стоял Рако Ферра. На нем было новое пальто, сшитое по заказу в Корче; усы аккуратно подстрижены, подбородок чисто выбрит. Время от времени он морщил лоб, поднимал брови и, как следует прокашлявшись, хриплым басом подтягивал дьякону.
Женщины не могли стоять спокойно, все толкались: каждая хотела подбросить поближе к алтарю платок, чтобы священник, проходя с крестом, наступил на него. У жены Нгельи болен сын. Она положила ребенка на пол: пусть священник перешагнет через него, и тогда мальчик непременно выздоровеет. В задних рядах, по разным сторонам, стояли девушки и парни.
У всех молящихся был испуганный вид: многие размышляли о делах, о которых не следовало бы думать в божьем храме. Вот, к примеру сказать, Петри. Протолкавшись вперед, он подошел возможно ближе к Василике. Украдкой посмотрел на нее, улыбнулся, хотел что-то шепнуть, но это ему не удалось. Столько глаз следят за ними и столько ушей их слушают! Василика покраснела и опустила голову. В эту минуту она была очень похожа на святую Марию, икона которой висела рядом на стене.
Священник вышел через врата алтаря, поправил длинные волосы, почесал подбородок и громким голосом торжественно провозгласил:
— Господу богу помолимся, господу помолимся! — И протянул крест
— Ами-и-инь — раздался голос дьякона, а за ним хриплый бас Рако Ферра и голоса стариков подхватили слова молитвы:
— Господи, боже наш! Ами-и-инь!..
— Помолимся господу об отпущении грехов наших! — предложил священник присутствующим и под звяканье кадила, среди клубов дыма от ладана вернулся к алтарю.
— Помилуй нас, боже, помилуй! — продолжал дьякон как бы в ответ на предложение священника.
— Помилуй нас, боже, помилуй, и освободи из тюрьмы моего бедного Шоро!.. Ведь он не поджигал башню бея… — молилась жена Шоро, с благоговением взирая на большой серебряный крест в руке священника.
— Помилуй нас, боже, если мы согрешили перед тобой, и освободи моего Барули!.. — молилась Барулица, прикладываясь к иконе пресвятой богородицы и принося ей в дар две медные мелкие монетки.
Каждый замаливал свои грехи. И только Рако Ферра чувствовал себя безгрешным. Даже если он и согрешил — а в это ему поверить трудно, — он уже искупил свои грехи тем, что время от времени жертвовал церкви и растительного масла для лампад и воску для свечей. Тем более сейчас, на празднике святого крещения, он мог снять с себя всякие остатки грехов, если бы они у него и нашлись, купив по самой дорогой цене право нести крест.
Каждый воскресный день, каждый праздник Рако Ферра посещал церковь, приходя туда раньше всех и выходя последним, когда уже заканчивалась служба. Какие грехи замаливать ему перед богом? А вот что касается здоровья или удачи в делах, за это он молится, и молится усердно и святой Марии и Иисусу Христу. Свою молитву он всегда подкрепляет или целым оком масла, или пол-оком воска для свечей, чистого воска, а не дрянного сала, как осмеливались жертвовать крестьяне победнее.
Богослужение окончилось, и приступили к продаже креста. Правда, продавался не крест, а лишь право понести его до виноградников. За это нужно было уплатить святой церкви деньгами, маслом или воском.
Псаломщик, выйдя на середину церкви, объявил исходную цену за крест: пол-ока масла.
Рако Ферра разгладил подстриженные усы, откашлялся и посмотрел вокруг себя с таким видом, точно хотел сказать: «Ну, сейчас вы увидите, каков я!»
— Даю полтора ока! — гаркнул он на всю церковь.
Псаломщик, высоко поднимая над головой большой крест, проговорил:
— Кто дает больше? А не то крест получит Рако Ферра за полтора ока масла!
Все молчали. Только Гьика и Петри о чем-то перешептывались:
— Взвинтим цену, поддразним Рако. А потом оставим крест ему, — предложил Гьика.
— Согласен! Если опростоволосимся — убыток пополам. Только чтобы не узнали, что и я замешан в этой затее… — ответил Петри.
— Рако Ферра дает полтора ока. Кто больше? — повторил свой вопрос псаломщик.
— За один ок и три четверти возьму крест я! — крикнул Шумар.
— Два с половиной ока! — перекрыл его голос Гьики.
— Чудеса! — зашептались крестьяне. — Где Гьике взять столько масла?