Они были не одни
Шрифт:
Скоро двор совершенно опустел, и только посередине его лежало яблоко счастья, раздавленное и растоптанное конем бея.
* * *
Каплан-бей сидел на веленджэ, постланном у очага. Он уже снял сапоги и расстегнул пиджак. На ремне поблескивала серебряная рукоятка револьвера. Рядом с беем восседали кьяхи; а чуть в стороне — Рако Ферра. Гости пили раки и с аппетитом закусывали.
— Что за дрянной народ! До сих пор я слишком мягко обращался со своими крестьянами, но теперь покажу им; они увидят, что здесь единственный, полновластный
— Проживи столько, сколько стоят наши горы, бей! На тебя грешно жаловаться: ты слишком мягок, бей, — поддакивал Рако Ферра и для пущей убедительности даже приложил руку к сердцу.
— Сколько хорошего я сделал для этого Коровеша! Не требовал с него спахилека, смотрел сковозь пальцы на то, что он заготовлял себе дрова на зиму, сколько хотел. Недаром говорит Кара Мустафа, что, где прошелся топор Коровеша, там лес совсем оголен.
— Станет он жалеть лес! Ведь это не его собственность, — снова поддакнул Рако Ферра.
— С разбойниками нельзя поступать по-хорошему, — продолжал бей, — а этот Коровеш — сущий разбойник! — И бей еще раз приложился к бутылке.
— Ты был слишком милостив к Коровешу, бей, — сказал Рако. — Благодаря твоей доброте у него сейчас больше шестидесяти голов овец. А какие у него виноградники! И чем он тебе отплатил? Бей пожаловал к нему на свадьбу, а он даже не встретил его как подобает!
Рако Ферра и сам кипел яростью против Коровеша. На свадьбу деньги нашлись, а заплатить долг он не может!.. Сколько раз ему Рако говорил: «Коровеш, отложи свадьбу, сначала уплати мне долг». Но Коровеш не послушался и сделал так, как ему советовал этот разбойник Гьика, который натравливал его и против бея и против Рако Ферра: «Не плати долг, наступит день, когда мы всех богатеев превратим в пепел». И вот старик послушался молодого разбойника и не платит долг. Но я ему покажу! Отниму у него все стадо. Он думает меня обвести вокруг пальца — не на такого напал!..
Только Рако Ферра услышал вчера первую свадебную песню в доме Коровеша, как сразу же поклялся забрать у него в покрытие долга все стадо. Теперь же он решил использовать раздражение бея против своего должника. Неплохо, если Каплан-бей захочет отнять у Коровеша виноградники и отдать ему, Рако Ферра, думал он.
Бей, сердито вращая глазами, с жадностью поедал жареную курицу. Он уже много выпил. Раки распалило его, и злоба против старого крестьянина, не оказавшего ему подобающего почтения, усиливалась с каждой минутой. Сколько месяцев его здесь не было!.. Зиму он провел в столице. А теперь, с наступлением весны, приехал в Корчу и в свое поместье специально, чтобы начать постройку новой башни… Для разнообразия из Корчи до поместья поехал не в автомобиле, а верхом. Правда, это дольше, но как приятно было ехать среди полей и мечтать о вилле, которую он здесь построит, и вдруг этот старый разбойник испортил ему все настроение.
— Он меня еще узнает! — с угрозой повторил бей.
— Он заодно со своим племянником — наглецом Гьикой Ндреко; во всем помогает ему, а с нами держит себя так, словно не ты, а он наш бей, — продолжал распалять своего высокого гостя Рако Ферра.
— Знаешь, что он говорит? — вступил в разговор уже изрядно выпивший Леший. — Зачем, говорит, понадобилось бею выселять Ндреко и строить на месте его дома башню?
— Славно ты его отбрил, молодец, Кара Мустафа, — похвалил его Рако.
— Коровеш на все село ругал бея, говорил, что у крестьян, кроме рубахи, на теле ничего нет. А все остальное — собственность бея, — вставил свое слово до этого молчавший пойяк.
— А ты бы послушал, бей, какую песню на свадьбе пел его племянник, этот разбойник Гьика! — сказал Рако Ферра.
— Что за песня? А ну-ка, расскажи, в чем дело! — заинтересовался бей и даже не допил раки.
— Я не дружу с Коровешем и потому не пошел к нему на свадьбу, а послал своего сына. Он и рассказал мне об этой песне, и я возмутился. Бей кормит этого разбойника, а он лает на него, как бешеный пес, и норовит его укусить, подумал я.
— Как? Он сложил про меня песню? А ну-ка, позови сюда сына, — и озлобленный бей даже вскочил с места.
— Эй, Нгело, иди-ка сюда, спой нам песню, которую ты слышал вчера на свадьбе, — приказал Рако сыну.
Нгело подошел и смущенно молчал.
— Спой, я хочу послушать, — приказал ему бей.
Тогда Нгело вполголоса запел:
Едет бей к нам, полный чванства;
Как блестит его убранство…
И так он спел вчерашнюю песенку Гьики.
— Так, так… Хороша песенка… — бормотал бей, слушая певца.
Когда Нгело кончил, бей погрузился в глубокую задумчивость. Выражение «полный чванства» соответствовало важности бея — таким ему и полагалось быть. Упоминание о блестящем убранстве, о револьвере и ятагане тоже льстило его самолюбию. И, конечно, ятаган «захватил он для крестьян»! В общем, совсем не плохая песенка… А если бы ее сочинитель упомянул имя Каплан-бея, то увековечил бы и его власть, и его величие. Одним словом, песенка бею понравилась. Гордо покручивая усы, он улыбнулся и поблагодарил певца:
— Молодец! Хорошо спел!
Рако, ожидавший нового взрыва гнева со стороны бея, был немало озадачен. Кьяхи в недоумении переглядывались между собой. В эту минуту у самых дверей дома Рако заиграла музыка и раздалось пение. Что могло бы это означать? Но не успели присутствующие и слова сказать, как комната наполнилась людьми: первым вошел, опираясь на палку, дядя Коровеш, за ним жених, державший кувшин с вином, потом сваты, крестьяне и музыканты.
Остановившись в нескольких шагах от бея, дядя Коровеш низко поклонился ему и проговорил голосом, напоминавшим звук надтреснутой трубы:
— Умоляю тебя, бей, прости мою оплошность. Не нарочно я это сделал! Устал с дороги, сидел у себя в горнице, ничего не зная о твоем прибытии. Но как только мне об этом сказали, сейчас же бросился встречать тебя. Это сущая правда, бей, клянусь тебе! Прошу, смени гнев на милость и пожалуй к нам сегодня вечером на свадьбу!
Бей выслушал его, кривя губы в злобной улыбке. Когда старик кончил, он насмешливо прищурился и сказал:
— Мне не нравится, что ты торчишь передо мной!
— Бей!.. — смущенно попытался продолжать дядя Коровеш.