Они были не одни
Шрифт:
Бей отошел от окна и направился к выходу. У порога оглянулся на Рину, державшую на руках ребенка. Она показалась ему очень красивой; он долго не мог отвести от нее глаз. Рина смутилась.
— Кто эта женщина? — тихо спросил бей у Рако.
— Жена Гьики.
— Ах, вот как! Не забудь приказать старосте, чтобы он завтра же отправил этого Гьику в общинное управление. Завтра же! — проговорил бей, выходя из дома.
Однако почему этот дерзкий разбойник Гьика сегодня даже не пикнул? Наверное, испугался! То, что он опасный крамольник, об этом говорили
Сеймен поддержал стремя, и бей вскочил в седло. Наказав старосте зайти вечером к Рако за последними приказаниями и метнув напоследок злобный взгляд на столпившихся вокруг крестьян, он уехал.
Точно тяжелый груз свалился с плеч крестьян, они свободно вздохнули и громко заговорили.
Слава богу, все обошлось довольно благополучно. Только свинья Ндреко поплатилась жизнью! — насмешливо заметил Карагьоз.
— А разве мы держали себя, как подобает мужчинам? Никто не осмелился возразить бею ни одного слова, кроме женщины, — сказал дядя Коровеш и добавил: — А Гьики не было.
— И хорошо, что не было, а то с его буйным нравом дело могло закончиться кровопролитием! — сказал Селим Длинный.
— А тетя Мара молодчина! Мы все не стоим ее мизинца, — заметил Ташко.
— Лучше умереть, чем жить такой жизнью! — послышался чей-то голос в неожиданно замолкшей толпе.
IX
Воскресный день. Девушки одна за другой идут к колодцу. Они в праздничных платьях с нарядными оборками. На расшитых бусами поясках отражаются лучи заходящего солнца. Солнечные блики играют на щеках девушек. Опинги украшены красными кисточками. В длинные косы вплетены разноцветные ленты.
Девушки не опешат: воскресный вечер принадлежит им. Они свободны от работы и могут вдоволь наговориться у колодца и за поливкой огородов.
По очереди подходят они к колодцу и опускают в него ведро. Несколько глубоких всплесков, они тянут веревку, у сруба появляется ведро, наполненное свежей водой. Они выливают воду в принесенные с собой бочонки и лейки. Некоторые поставили свои бочонки на землю и, дожидаясь, пока наступит их очередь, собираются группами, разговаривают и пересмеиваются.
— Ленка, вон идет Гьерг. Он нарядный, как жених! — шутит Шпреса, нежно дотрагиваясь до плеча подруги.
— Мой-то хорош, но краше твоего нет во всем селе! — улыбаясь, отвечает ей Лена.
— Смотрите, как жених Дины надвинул феску на самые глаза, — вступает в разговор Настасия, дочка Селима Длинного.
— А твой заткнул василек за ухо; так и ходит!.. — откликается Дина.
— Почему ты не посоветуешь своему Васо выпускать из кармана кончик вышитого платочка?
— А твой милый держит вышитый платок напоказ, даже когда рубит дрова.
Девушки рассмеялись.
— Очень они вас любят, очень вы им милы, чтобы вас черт побрал! — грубовато-шутливо заметила девушкам пожилая женщина, жена Кьирко. — Чтоб все вы провалились в преисподнюю! Совсем закружили ребятам головы своими вышитыми платками, которыми вы их одарили, — закончила она и отошла от колодца.
Но ее слова ничуть не смутили девушек: не впервые приходится выслушивать подобные нравоучения.
— А вот и молодая невестка дяди Коровеша, — проговорила дочка Нуни.
И действительно, жена Или сегодня впервые после свадьбы вышла к колодцу поговорить с девушками. Ее сопровождали Рина и Вита.
Молодка подошла с кувшином в руке. Она была статная, круглолицая, с большими, немного удивленными глазами. Одета она была наряднее Рины и Виты. Венецианские серьги, пояс с серебряной отделкой, расшитое золотом платье, новенькие опинги — все это только подчеркивало ее красоту. Все ее окружили, осматривали наряд, дотрагивались до серег, до пояска. И каждая как бы хотела сказать: «До чего же ты красивая!»
Молодка улыбалась.
— Вот вышла ей незадача, бедняжке! Испортил свадьбу, палач, — прошептала Дрита, передавая ведро Дине.
— Нет, ты жалей не молодку дяди Коровеша, а пожалей лучше несчастную Рину: вид у нее сегодня, как у скорбной богородицы. Опозорили ее… Разве ты не знаешь, что вчера произошло? — И Дина, наклонившись к самому уху Дриты, шепотом продолжала: — Вчера вызывали в общинное управление ее мужа, Гьику, и Велику Шоро. Я знаю почему. Мне мама рассказала, а она узнала от отца. Их вызывали, потому что… Велика спуталась с Гьикой и теперь… беременна! — Дина закусила губу.
От удивления Дрита выронила ведро, и вода разлилась у ее ног.
— Что ты говоришь? Возможно ли такое дело?
— Рина еле держится на ногах. Будь я на ее месте, я бы такого позора не пережила.
— Как она, должно быть, страдает, бедняжка!
— Главное — перенести горе, а со временем все сглаживается. Человек крепче камня, как говорит мой дед.
— Плакать хочется. Неужели Гьика не мог жить спокойно? Ведь в деревне нет женщины красивее его Рины! А вот как он с ней поступил…
— Мама говорит, будто это неправда: не мог Гьика пойти на такое дело, да и Велика не из таких женщин. Должно быть, все это козни Рако Ферра и бея. Ненавидят они Гьику… Чем все это кончится?
И обе девушки отошли от колодца.
Понемногу расходились и остальные. Шли на огороды с бочонками и с лейками. Ушли и Рина, и жена Или, ушла Вита с Леной, дочерью Эфтима.
Сельские огороды разделены изгородями. Они невелики — у каждой семьи две-три грядки с луком, чесноком и другими овощами. У изгороди девушки обычно сажают цветы. Весной они поливают грядки каждое утро и воду для этого берут из озера. По воскресеньям поливают только вечером, таская воду из колодца. А к колодцу идут потому, что здесь можно вволю наговориться и пошутить.