Они были не одни
Шрифт:
— Так нас тянет к колодцу, будто в нем не вода, а мед, — смеясь, говорят девушки.
Поливая огороды, они что-нибудь напевают, рвут цветы, делают небольшие букетики и прикрепляют их к груди. Молодая листва огородов, покрытая жемчугом капель воды, словно сияет и улыбается.
За поливкой девушки проводят воскресный вечер. Когда темнеет, к ним робко прокрадываются молодые парни — каждый к огороду избранницы своего сердца.
Украдкой, притаившись за изгородью, бросают они девушкам небольшие букетики цветов.
Девушки делают вид, будто поглощены поливкой и не замечают падающих к их ногам цветов; но на щеках у них ярче разгорается румянец, они ниже склоняются над грядками, чтобы скрыть улыбку. Эта игра продолжается довольно долго.
К огороду Ндреко пробираются жених Лены Гьечо и влюбленный в Виту Бойко. Первый только что возвратился из Горицы, где добывал уголь, второй спустился из пастушеского стана. Ни тот, ни другой не решаются перелезть через изгородь и, оставаясь по другую сторону, заводят с девушками шутливый разговор:
— Вита! До чего твоя подруга старается… И какая она сегодня нарядная!.. — начинает Гьечо.
Тем временем Бойко незаметно просовывает сквозь изгородь свой пастуший посох и старается его изогнутым концом захватить ручку лейки Виты. Наконец это ему удается, и он начинает осторожно тянуть к себе лейку. Девушка, не заметив, в чем дело, подумала, что лейку берет у нее из рук подруга:
— Оставь, Лена! Я сама схожу за водой! — говорит она.
— Нет, за водой схожу я! Зачем тебе напрасно утруждать себя! — откликается влюбленный Бойко и хватает ее за руку. Теперь ей становится ясно, кто тянул у нее из рук лейку, но уже поздно: лейка у Бойко.
— Бойко, перестань! Люди увидят, нехорошо… — останавливает его Лена.
А Гьечо, влюбленный жених, молит ее:
— Посмотри на меня хоть разок, подними голову… Дай заглянуть тебе в глаза… Не будь такой суровой…
Лена улыбается, но продолжает обращаться к Бойко:
— Бойко, милый брат! Оставь шутки, отдай Вите лейку…
Сама же Вита молчит; ей приятна ловкость, с которой любимый завладел ее лейкой. «Недаром говорят, что он — сущий черт!» — думает она с гордостью. Выпалывая с гряд сорняки, она вспоминает свою первую встречу с Бойко.
Хотя они еще не помолвлены, но все считают их женихом и невестой. Каждое воскресенье Бойко спускается с горных пастбищ и весь день проводит в селе, а вечером его не оторвешь от изгороди огорода Ндреко. Весной он приносил Вите пышные букеты горных колокольчиков в память их первой встречи. Эти букеты вместе с какой-нибудь безделушкой он передавал своей любимой через подруг. Но сегодня Бойко решил поднести ей букет сам. Сначала собирался передать ей цветы через изгородь, но это оказалось невозможным: по дороге мимо огородов проходили крестьяне. Потом они стали бы рассказывать,
Но от своего намерения он не отказался. Во что бы то ни стало сам передаст ей цветы! Вот для этого-то он и завладел лейкой Виты. Прикрепил к ручке лейки букет колокольчиков и, снова надев ее на кончик посоха, вернул в огород Ндреко. Вита, увидев привязанный к ручке лейки букет, улыбнулась, но, не желая выказать свою радость, не дотронулась до лейки.
— Ловко он это сделал, — проговорила Лена.
В это время через изгородь перелетел какой-то блестящий предмет и упал у ног подруги — это оказалось маленькое карманное зеркальце, которое бросил Лене ее жених.
— Лена, Вита, скоро вы? — послышался голос с дороги.
Это были Рина и молодая жена Или.
— Сейчас идем, — крикнула в ответ Вита.
— Не пожаловали ли к вам женихи? — откликнулась Рина, заметив у изгороди Гьечо и Бойко.
— Разве так поступают с женихами? Сколько мы ни просили нарвать нам цветов, они не соглашаются, — ответил Гьечо.
— Как, даже в этом отказали? Ну, погодите, я им покажу, — сказала Рина. — Невесты, видите этих двух парней? Быть им вашими женихами!
Жена Или, застенчиво улыбаясь, подошла к парням и поздоровалась.
— Нет у вас сердца; почему вы не дали парням цветов? — упрекнула Рина девушек. — Нарвите, не отказывайте им.
Девушки послушались, нарвали цветов и с румянцем смущения на щеках передали их юношам. Те поблагодарили Рину за содействие, попрощались с девушками и ушли, напевая песенку. Пройдя несколько шагов, оглянулись назад.
— Рина — золото! — сказал Гьечо.
— По красоте, по уму, по обхождению ей нет равной не только в селе, но и в самой Корче, — согласился Бойко.
— Да и Гьике нет равного.
— Что и говорить, Гьика молодец! А как говорит, как умеет убеждать! Сам Рако Ферра его боится и все хотел бы под него подкопаться. Вот старался он со старостой, старался и в конце концов добился своего: приходится теперь семейству Гьики убираться с холма Бели и переселиться вниз, к ущелью. Там и для хижины места нет, а о сарае, коровнике и думать нечего. А даже если бы и нашлось место, из чего все это построить? Что можно сделать голыми руками? Ндреко уже стар, кто Гьике поможет? Да… свалилась на него беда…
— До чего жаден бей! На что ему дворец в Дритасе? Мало у него их в Корче и в Тиране? — стиснул зубы Гьечо.
— Мы в его руках.
— Знаешь, Ндреко должен был уйти из дома еще в среду, но до сих пор не двинулся с места, не вынес ни одной вещи. Кто знает, что с ним за это сделают псы-кьяхи? Позавчера они грозили ему.
Гьечо промолчал. История с холмом Бели возмутила его до глубины души. Крестьяне покорны бею, стоят перед ним на коленях, а он заставляет их самих копать себе могилы! Когда же придет этому конец?