Они должны умерерть
Шрифт:
– Послушайте, зачем вы нарываетесь на неприятности? – спросила Елена, не глядя на них и отыскивая взглядом Зипа, который в это время стоял на углу, около лотка с мороженым.
– Кто нарывается на неприятности? – вкрадчиво спросил Томми. – Мы с Ли'л Киллером очень вежливо попросили вашего друга убраться к черту с этого ящика. Вот и все. И никакого шума.
– Абсолютно никакого шума, – подтвердил Фил. В этот момент лейтенант Бернс взмахом руки подал знак открыть огонь тем, кто находился на крыше. Операция была рассчитана на то, чтобы не подпустить Мирандо к окнам. Во всех дальних уголках
Мирандо появился в окне всего лишь на какую-то секунду. Взглянув на улицу и увидев то, что предполагал увидеть, он скрылся в свое убежище.
Полицейские 87-го участка стремительно бросились к входной двери здания, расположенного с левой стороны от «Ла Галлина».
Прошла какая-то секунда, но, прежде чем укрыться, Мирандо успел их увидеть. Операцией руководил лейтенант Бернс. Подбежав к дому, он открыл огонь по окнам. За ним бежали Стив Карелла, Энди Паркер и еще полдюжины вооруженных полицейских. Замыкал атаку Фрэнк Эрнандес. Один за другим полицейские вбежали в здание. Эрнандес, казалось, следовал за ними не отставая, но, неожиданно, в последний момент свернул направо и прижался к стене.
В это же время капитан Фрик, командующий одетыми в форму полицейскими 87-го участка, поднес мегафон ко рту и закричал: «Мы входим, Мирандо! Мы снимаем входную дверь с петель».
Никакого ответа.
«Сейчас мы будем у тебя, Мирандо. Мы уже поднимаемся по лестнице», – кричал Фрик в надежде, что Мирандо клюнет на это.
В коридоре, согнувшись на ступеньках, притаились Бернс, Карелла и Паркер. С улицы доносилась стрельба, крики полицейских, визги толпы, звуки разбившегося стекла и расщепленного дерева, оглушительный свист пуль отскакивающих и бивших рикошетом.
Там на улице, за стеклянной дверью «Ла Галлина», бесшумно пробирался к пожарной лестнице Фрэнк Эрнандес.
Вдруг толпа замерла.
Единственным звуком, доносившимся сейчас до них, была стрельба с крыши и из окон, выходящих на квартиру, где укрылся Мирандо.
Она торопливо повернула за угол. Ее лицо было в слезах, блузка вылезла из-под юбки, и она все еще продолжала ощущать пальцы Куха там, где он прикасался к ней. Часы показывали двадцать минут первого, но ее не покидала надежда, что Джефф все еще ждет её, что он верил... во что он верил? С заплаканным лицом она быстро вбежала в кафе.
Его там не было.
Посмотрев на пустые стулья, она обернулась к Луису и спросила:
– Луис, у тебя здесь был моряк?
Тот согласно кивнул.
– Он ушел.
– Я... Я не успела... толпа на улице.
– Он ушел, – повторил Луис.
Быстро повернувшись, она вышла на улицу. Словно гром среди солнечного дня до нее доносилась оружейная стрельба.
«Чайна, эй, Чайна!» Ей страстно захотелось, чтобы набежали тучи и пошел дождь. «Чайна, ты что, не слышишь?» – и чтобы дождь умыл улицы и все...
– Эй, Чайна!
Она резко подняла голову.
– Что? А, привет.
У лотка с мороженым, ухмыляясь, стоял Зип.
– Как поживаешь?
– Прекрасно, – ответила
– Хочешь мороженого?
– Нет, Зип, спасибо.
Он изучающе посмотрел на нее.
– Что-нибудь случилось?
– Ничего.
– У тебя такой вид, будто ты плакала. Кто-то обидел?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет.
– Если тебя кто-то будет обижать – скажи мне. Я разберусь с ним так же, как собираюсь разобраться с Альфи.
– Оставь Альфи в покое! – вспыхнув, она резко оборвала его.
– Что?
– Почему ты хочешь расправиться с ним? У тебя нет на это никакого права!
– Я не боюсь его, – сказал Зип.
– Никто и не говорит, что ты боишься.
– Просто он это заслужил, вот и все.
– Зип, ты прекрасно знаешь, что он ничего не сделал. Ты знаешь это.
– О, нет – он наломал немало дров. Я хочу поставить его на колени. Я хочу...
Неожиданно она разрыдалась.
– Почему ты так говоришь? Почему ты так жесток? – кричала она. – Посмотри на себя! Ты сам не свой! Разве ты не можешь быть самим собой?
Пораженный такой неожиданной вспышкой гнева, он молчаливо смотрел на нее.
– Что ты хочешь этим сказать? – слезы градом катились по ее лицу. – Чего ты добиваешься? Хочешь сделать только себе хуже? Что случилось с тобой? Какой бес вселился в тебя?
Растерянный, он не отрывал от нее глаз. Протянув руку, он хотел дотронуться до нее, чтобы утешить. Ему не приходило в голову, что слезы душили ее давно, с того самого момента, когда она подверглась нападению Куха; слезы душили ее во время нескончаемого пути от дома до кафе, где она все еще надеялась увидеть ожидающего ее моряка. И сейчас, не найдя его, уже не могла более сдерживать себя и дала волю чувствам. Всего этого Зип, разумеется, не знал; он Знал лишь то, что она плачет. И перед лицом женской ранимости, перед лицом боли, которую ему никогда не доводилось испытать, Зип одернул руку, побоявшись сейчас прикоснуться к ней, побоявшись установить контакт, казавшийся в эту минуту таким личным и таким откровенным.
– Послушай, не надо плакать. К чему эти слезы?
– Обещай, что ты ничего не сделаешь Альфи, – сказала она. – Обещай.
– Ты... ты не должна плакать.
– Обещай мне.
– Чайна, я уже всем рассказал, что собираюсь сделать. – Он замялся. – Я сказал, что ты моя девушка.
– Ты не имел права так говорить.
– Знаю. Конечно, ты не моя девушка. Послушай, ну хватит плакать. Тебе дать носовой платок?
– Я не плачу, – всхлипывая, произнесла Чайна.
– На, возьми, – он протянул ей платок. – Я им почти не пользовался. – Она вытерла нос.
– Хочешь мороженого? – осторожно спросил Зип.
– Нет. Зип, ты ведь ничего с ним не сделаешь, правда? Поверь, он ничего мне не сделал. Он хороший парень.
Зип молчал.
– Ты совершишь очень большую ошибку, если расправишься с ним.
– Ты все еще дуешься на меня за то, что я сказал, что ты моя девушка? – поникшим голосом спросил он.
– Нет, я не обижаюсь.
– Больше этого не будет, – тихо произнес он. Затем, пожав плечами, продолжил: – Сам не знаю, зачем я так сказал. Наверное потому, что ты очень красивая.