Они мечтали (Сборник рассказов)
Шрифт:
Маринка напилась. В сиську. Самое время её обработать. Хотя, и обрабатывать особо не надо – главное позвать…
– Эх-х-х, Маринка, пошли я тебя закачаю.
– Чего?
– Уф, то есть тебе закачаю на телефон мелодию. Помнишь, уже неделю обещаю.
– Это ту, там где тра-тра-та-тра-тра-та? – паясничал Витоз.
– Нет, это ту, где ах-ах-хах-ах-хрю-хрю! – клином встрял Андрюха.
– Да ну вас в баню!
– Идём, – согласилась Маринка. – Давненько ты мне мелодии не закачивал…
– Неудачники! – победоносно сообщил я и хлопнул дверью, задвинул щеколду.
– Смотри не перекачай мелодий, – донеслось через перегородку. –
В комнате было сыро. Мы накрылись одеялом. Прижались телами. Чёрт, почему я сплю с Маринкой только по пьяне? Ощущения как будто делаешь всё в полусне. Вроде бы очень приятно, но в то же время – словно не ты это. Двойственность какая-то, неопределённость… Так мы и заснули.
Проснулся от боли в животе. Содержимое подступало к горлу. Видимо, хорошо взболтал. Незачем с пивом мешать! Дотерпел до крыльца. Фонарь жёлтым конусом отрезал ночь. Бээээ! Блевотина гейзером вырвалась изо рта и брызгами растеклась по бетону. Чёртова дрянь! Мутная, как сукровица! Спазмы не прекращались. Желудок опустел. Потекла слизь. Кто бы убил меня, чтоб я не мучился? Бхгэээ. Бэхгхээ. Бууэээ. Блядь! Бууэээ.
Отпустило. Глаза слезились. Кислые кусочки не переваренной пищи забили нос. Отхаркнулся. Надо попить воды. Зашёл в домик. Включил свет. Пустая гостиная, если не считать безглазого плюшевого зайца за стеклянной дверцей шкафа. Открыл холодильник. Бутылка минералки. Присосался. Буль-буль-буль. Попускает. Хорошо-то как. Холодная водичка с пузырьками. Нет, выдохлась. Пузырьков больше нет. Да и не такая уж и холодная. Тёплая, как грудь Маринки. И вкус какой-то солёный, тёрпкий, тягучий. Аааа! Я отбросил бутылку! Кровь! В бутылке была К Р О В Ь! Бууэээ. Спазм желудка. Выпитая кровь забрызгала белую эмаль холодильника. Кхе-кхе! Это неправда! Такого в жизни не бывает!
– Бурррххх! – раздался булькающий звук из шкафа.
Я нервно обернулся. Ничего необычного, не считая того, что только что выблевал литр крови.
– Буррххх! – громче повторился звук.
Мои ноги подкашивались. В висках звенел предсмертный колокол. Я знаю, как он звенит. Три года назад так же звенело перед тем, как несущийся на меня ротвейлер вцепился в руку пастью полной пены…
– Буррххх! – безпуговные глаза плюшевого зайца засочились гноем.
Не успел я опомниться, как он пробил стекло и вцепился в моё лицо. Острые когти вонзились в щёки. Страшная боль в губах, словно их принялись по кусочку отрезать. В принципе, так оно и было. Вот ты какой, поцелуй смерти!
Я отодрал от лица эту безбожную тварь и швырнул в конец комнаты. Голубой плюш игрушки был залит моей кровью. Острые зубы. Гнойные пятна вместо глаз. Никогда не забуду…
Выбежал во двор. Вслед мне раздался визг. Визг Маринки… Но я продолжал бежать. Ничто не могло меня заставить вернуться. Ничто! Даже когда я споткнулся и угодил рукой прямо в скользкую теплоту распоротого живота Витоза… Стоит ли говорить, что сразу же после этого я потерял сознание?
Очнулся я от боли в губах. Слепень присосался. Было утро. Воняло мертвечиной. Над разодранным телом Витоза летали мухи. Маринка! Я побежал в дом. Ныли щёки, словно их отхлыстали крапивой.
К стене было приколочено выпотрошенное тело Андрюхи. Над его головой кровью были написаны две кривые буквы: Т Ы!
Я? Да пошло ты!
Забежал в нашу комнату. Маринка спала. Ох, как мне хотелось, чтобы она спала! Чёртова тварь! Она спала! Она никогда больше не проснётся… Дрянь! Ты убило её во сне! Маринку! За что? За что! Тварь! Т В А Р Ь!!! А А А А!!!
Я подбежал к шкафу. Безглазый заяц, как ни в чём не бывало, свешивал ноги с верхней полочки. Я разодрал его на мелкие куски. Бросил в мангал и спалил.
Сейчас я сижу на кровати вместе с Маринкой. Дописываю это письмо. Пусть все знают, что произошло. Это был не я. Я не убивал их. Нет! Н Е Т! У меня нет раздвоения личности, доктор. Нет! Я вылечился. Ещё тогда. Вы ведь вылечили меня от бешенства, после укуса ротвейлера! Я здоров! Я не вижу мёртвых людей! Я никогда не убивал! Только адского зайца! Слышите меня? С Л Ы Ш И Т Е?!! Чтобы доказать это, я вскрою себе вены этим кухонным ножом! Ножом! Ха-ха-ха! Видите, как кровь заливает бумагу? Вот она, течёт… В голове кружится… Подул приятный, сладкий ветерок смерти… *дальше не разобрать из-за крови*
Рыжков Александр Октябрь, 2007 год
Собеседование
В трамвае было невыносимо тесно. Про духоту и запах потных тел говорить не приходилось. Без них ни один общественный транспорт жарким июльским днём обойтись не в состоянии. Салон трясся от неровностей шпал, дребезжали окна. С каждой остановкой забивалось всё больше пассажиров. Эта живая давка… Леонида прижали лицом к чьей-то мокрой подмышке. Как ни пытайся – не высвободишься. Словно шпроты в консервной банке. Не то, что пошевелиться – вздохнуть почти невозможно. Ничего, осталось совсем недолго терпеть. До следующей остановки.
Леонид пытался пробраться сквозь живую массу пассажиров, но не успел. Дверь закрылась прямо перед его носом. Пришлось проехать лишнюю остановку. Это расстроило, даже разозлило. Но злиться по этому поводу пришлось недолго, ведь подвернулся совсем другой, более значимый. Бабушка в серой косынке с плетёным лукошком в охапку подняла крик. На вид она была безобидней слепого котёнка, но её голосовые связки доказали обратное. Парню не посчастливилось влезть локтем в лукошко, тем самым, раздавив несколько яиц, покоящихся внутри. Чего-чего, а этого он делать уж никак не хотел. В какой-то момент его даже захлестнуло чувство вины. Но извинений женщине было откровенно мало. Её рот выливал на Леонида такие вёдра проклятий, о которых даже думать страшно. А когда разъехалась дверца – плюнула ему на лицо (видимо догадалась, что объект всех её бед собирается сойти с трамвая).
Ладно, слюна – не кислота серная. В кармане носовой платок лежит. Ни разу не использованный. Вот и случай подходящий. Да, неприятно. Да, злость переполняет. Да, опозорился перед всеми пассажирами. Но, в конце концов, кто они такие? Детей с ними не крестить. Что случилось – то случилось. Тут уж ничего не поделаешь.
Трамвай давно уехал. В ещё один садиться и намёка на желание нет. Придётся до нужной остановки пешком идти. Если б не палящее солнце – вообще хорошо бы было. Леониду страшно хотелось пить. Он выстоял очередь к квасной бочке и заказал полулитровый стаканчик. Запустил в карман руку. Волна переживания накатила на берега сознания. Нервно обыскав все карманы, он понял – стянули бумажник в трамвае. Квас был передан более платежеспособному покупателю, а бледный Леонид побрёл прочь.