Они штурмовали Зимний
Шрифт:
— Отдохнул малость и побреду дальше. Прихрамывая, он заковылял к Муринскому проспекту.
«Шпик, — понял Василий. — Сейчас завернет за угол и притаится».
Не теряя времени, юноша двинулся к Лесной улице. Найдя небольшой пролом в заборе, он быстро пролез в сад, спрятался за толстым деревом и стал ждать, когда появится бумажка на окне верхней веранды. И, как только Катя ее наклеила, он перебежал к дому.
— Шпик! — твердо определила девушка. — Он в соседнем дворе на крышу сарая залез и озирается вокруг. Видно, не может понять, куда ты делся.
— Что
— Я позвоню по телефону в райком, а ты сверху наблюдай. Постараемся задержать его.
Виталий Аверкин с группой контрразведчиков остановился в отцовском трактире.
Он пробирался в «Красный кабачок» не обычным путем, а полем, со стороны Московской заставы, чтобы никто его не заметил. Контрразведке стало известно, что жители окраины готовятся к вооруженному выступлению. Об этом трубили и газеты, выдумывая всякие небылицы о большевистских армиях на Охте, на Выборгской стороне и за Нарвской заставой.
Не надеясь на столичный гарнизон, Керенский распорядился вызвать войска с фронта и приказал держать рабочие районы под неустанным наблюдением.
Сам Аверкин дальше Красненького кладбища не ходил, но, хорошо зная весь район с детства, продуманно расставлял наблюдателей и ежедневно отсылал в штаб подробные донесения. Там их читали и требовали новых, более точных сведений. А где их возьмешь, эти точные сведения, когда всюду ходят вооруженные рабочие патрули и приглядываются к каждому человеку? Пусть бы сами сунулись, узнали бы, каково тут!
Выполняя приказания начальников, Виталий не забывал и о личных делах. «Если сюда нагрянут войска, — думал он, — то под шумок можно будет убрать тех, кто подкапывается под меня. Пусть они на том свете разоблачают». Он держал под особым наблюдением Чугунный переулок и дом, где жили Кокорев и Рыкунов.
Сегодня ему доложили, что Кокорев уехал к центру города.
— Кого «привязали» к нему? — поинтересовался Аверкин.
— Шилина.
— Ну, этот не упустит.
«Может, по следу удастся разыскать исчезнувшую Алешину, — подумал Виталий. — Тогда они все у меня в руках будут».
Весь день он не мог показаться на улице. Ватага каких-то мальчишек затеяла около «Красного кабачка» игру в «казаки-разбойники». «Разбойники» носились вокруг постоялого двора, перелезали через забор, прятались на сеновале, под навесом, а «казаки» их разыскивали и шумно ловили.
Желая избавиться от мальчишеского гомона, Виталий необдуманно выскочил во двор, накричал на ребят и пригрозил им палкой. Он совершенно забыл, что руганью и угрозами заставских сорванцов не запугаешь, а лишь раззадоришь, и поплатился за это. Мальчишки посовещались у кладбища и, вернувшись, принялись обстреливать камнями забор и хором выкрикивать слова старой дурашливой дразнилки:
— Мокруха, Мокруха, драное ухо. Ноги — миноги, а в брюхе — лягуха!
«Откуда они знают ее? — неприятно был поражен Виталий. — Их могли научить только мои сверстники. Не прячутся ли они на кладбище? Надо быстрей уходить. Здесь оставаться нельзя».
Попросив отца угомонить мальчишек, он посоветовал:
— Угости ты их хоть за мой счет и выпроводи, а то ведь забор поломают и нежелательных людей приманят.
— Ну и морока же мне с тобой, пропади ты пропадом! — проворчал старый Аверкин. Но он понимал, что мальчишек надо утихомирить, иначе беды не оберешься. За свою долгую жизнь кабатчик приловчился ладить и не с такими скандалистами. Набив карманы подсолнухами, Фрол Семенович вышел за калитку и, подманив к себе самого бойкого мальчишку, предложил:
— Подойди сюда, гостинцев дам.
— А ты не тронешь? — недоверия, спросил тощий мальчонка.
— Зачем же мне тебя трогать, если я семечек принес? Вон какие они поджаренные! Только не дарма. Скажи своей шкетовне, чтоб кричать в другое место шли. Они мне тут спать мешают. Сговорились?
— Сговорились, — согласился мальчуган, но подойти не решался. — Насыпь сюда, — предложил он и бросил к ногам кабатчика рваную кепчонку.
Старый Аверкин, насыпав в кепку семечек, оставил ее у забора и ушел. Ребятишки, схватив добычу, гурьбой убежали к кладбищу и больше не показывались.
Но тут, словно по сговору, на поляну вышли строем молодые дружинники Путиловского завода. Установив соломенное чучело, они разделились на три группы: одни стали обучаться приемам штыкового боя, другие — перебежкам, а третьи просто маршировали.
Виталий наблюдал за ними с чердака в бинокль. Ему не трудно было определить, что дружинников обучают опытные солдаты и что это не первое занятие: парни без предварительного показа выполняли упражнения с винтовками, сдваивали ряды и на ходу поворачивались. Среди обучающихся Аверкин опознал Дементия Рыкунова, а затем вдруг приметил стоявшего поодаль худенького Лютикова, который то и дело поглядывал в сторону «Красного кабачка».
«Не посты ли у них расставлены?» — подумал Виталий и, от предчувствия близкой опасности, ощутил, как сердце учащенно заколотилось. Нo он не мог покинуть свое убежище, не дождавшись хоть кого-нибудь из агентов. Надо было обязательно предупредить наблюдателей о том, что место явок и донесений меняется.
Только минут через двадцать в «Красный кабачок» прибежал запыхавшийся агент, наблюдавший за Путиловским заводом. Лицо его было мокрым от пота.
— Погорели… снимайся, — сказал он. — Шилина привезли на «Путиловец» под конвоем. С ними и тот, за которым он следил.
— Эх, идиот, попался! Ты исчезай отсюда первым. Уходи главным ходом, — предложил Аверкин. — Прикинься пьяным и передай нашим, что место сбора меняется. Встретимся через три часа у касс Балтийского вокзала.
Сам Виталий решил уйти задами. Надев на себя отцовскую куртку, он подпоясался ремнем, как это делали путиловские дружинники, положил в карман пистолет и пошел за погреб. Там, в узком тупичке, он вскарабкался на забор, огляделся, бесшумно перевалился на другую сторону и осторожно опустился на землю. Кругом было тихо. Вдали темнели кустарники.