Они выбрали ночь
Шрифт:
Она была ни призраком, ни восставшим из небытия мертвецом. От нее веяло тысячью тысяч не упокоенных душ и сотней, а может быть даже дясяти сотен прожитых лет. Шрам знал это наверняка.
Бросив последний взгляд на бездыханное тело юного воришки, мастер покорно приклонил колено и почувствовал, как кружиться его голова. Рядом с телом виднелись следы, совсем крохотных ног…
Мгновение спустя мастер находился в окружение своих деревянных кукол. Сердце сдавленно стучало в груди, пытаясь в отчаянье вырваться наружу. На лице каждой из его поделок красовалась злорадная улыбка, а ужас и страх, которые с такой тщательностью вырезал бывший убийца, ушли в небытие.
Шрам тяжело вздохнул и положил нож на стол. Ему могло показаться – но, видимо, он так не выполнил возложенную на него миссию. Смерть пришла в город раньше, чем он успел создать свою бесчисленную коллекцию игрушек.
Устало стерев со лба внезапно выступивший пот, Шрам впервые в жизни пожалел, что совершил такое количество изысканных убийств.
Куклы продолжали весело смотреть на умельца, всем своим видом уничтожая в нем последнюю надежду на спасение.
2. глава – Городские сплетни.
В этом холодном темном месте, человеческие тела последний раз ощущали на себе всю бренность и скоротечность грешной жизни, отправляясь в далекий неизведанный путь. Мрачные стены давили своей серостью, а комнаты казались низкими и безжизненными, что впрочем, было вполне понятно – место не для живых. Поэтому, даже угрюмые, но не лишенные чувства юмора доктора казались только гостями в этом затхлом хранилище бесполезных человеческих оболочек.
Прямо у входа в узкий коридор стоял небольшой письменный стол, на котором деловито расположился толстенный журнал с учетными записями всех усопших, коим 'посчастливилось' пройти через острый нож врачебных виртуозов.
Мистер Форсберг, недовольно поморщившись от внезапно накатившего помутнения, все же сдержался и учтиво поклонившись, спросил:
– Могу я узнать, проводилось ли вскрытие Ларкиса Фрита? Его привезли сегодня, около полуночи с улицы Откровения.
Бледная молодая студентка, завидев на лацкане пиджака знак констебля, радостно заулыбалась и сделала свет масляной лампы сильнее, так что стало видно, как ее щеки налились пунцовым оттенком. Пару секунд, она с интересом пожирала глазами молодого человека, и только потом, отвела взгляд и уткнулась в изрезанную острым пером книгу.
Джинкс наблюдал за юной особой и не мог понять: зачем хрупкой симпатичной девушке работать в столь отвратительном и не совсем благочестивом месте, где людям, пускай и почившим с миром, без всякого сожаления и с детской непосредственностью, вскрывались черепа и выпускались наружу кишки. От подобных мыслей инспектора вновь замутило, и он в очередной раз удержал напор того мерзкого осадка, который столь рьяно бурлил в его животе.
– Так вы говорите: Ларкис Фрит? – видимо, поддерживая разговор, уточнила девушка.
Констебль сдержано кивнул, всем видом показывая, что ему не нужна пустая болтовня.
– Сейчас, сейчас…– не унималась красотка.
Ее палец быстро пробежал по ровным строчкам. Пожав плечами, она подняла взгляд на служителя закона, разочаровано захлопав глазками.
– Наверное, он еще на вскрытие… Доктор Харк Монсфрит не любит задерживаться допоздна. И бывает, что тех, кого привезли ночью, он начинает вскрывать только с утра.
– Судебный врач боится темноты? – ухмыльнулся Джинкс и тут же добавил: – Он, по-видимому, еще слишком молод для подобной работы?
– Ну что вы? Доктор Монсфрит старейший специалист…
В глазах девушки отразилось неподдельное уважение, отчего Джинксу стало стыдно за свои достаточно скорые, и как оказалось, ошибочные выводы.
– Только скажу вам одно… – слегка приподнявшись и приблизившись к констеблю, шепотом произнесла красотка. – Вы правы. Какой-то он все-таки странный. Не от мира сего.
– Вот как?
Джинкс заметил в глазах девушки некое беспокойство.
– Да, мистер инспектор, странный он. Очень странный.
Из глубины коридора послышался протяжный скрежещущий звук и сильный хлопок двери. Помощница как ошпаренная отскочила назад и испуганно прикрыла рот руками.
– Ну, кто там еще, Ирби? Опять эти, Кронос их побери, слюнявые родственнички?! – раздался из темноты старый дребезжащий голос.
Мистер Форсберг, загадочно улыбнувшись, с интересом посмотрел в пустоту, откуда донесся недовольный возглас доктора. Затем его взгляд перешел на напуганную студентку. Прижав указательный палец к губам, инспектор подмигнул ей и пошел на голос.
Неординарные, а стало быть, загадочные и непредсказуемые люди – всегда интересовали молодого инспектора. Еще с институтской скамьи он усвоил, что именно они могут дать наиболее полную и ценную информацию для размышления. К тому же – именно они в состоянии, с легкостью, присущей малому несмышленому ребенку, направить на путь истины. Хотя с такой же непосредственностью они способны пустить и по ложному следу, отчего подобный разговор становится приятен вдвойне.
Смело шагнув в полумрак коридора, откуда доносился острый запах спирта и еще множеств неведомых ему лекарств, Джинкс ощутил в ногах легкую дрожь. В кармане огнем горело иссиня-черное воронье перо. Но отчего-то мистер Форсберг был уверен, что доктор Монсфрит прольет свет не только на загадочную смерть Ларкиса Фрита, но и на другие необъяснимые моменты, произошедшие в Прентвиле этой ночью.
Подойдя к двери, констебль почувствовал рядом с собой чье-то незримое присутствие, но, не обратив на тревожные ощущения особого внимания, потянул за ручку.
2
Мистер Форсберг с детства ненавидел покойников, и сколь часто не пересекала его жизнь с этим странным явлением, прозванным в народе – смертью, инспектор никак не мог привыкнуть к холодным, застывшим в нелепой позе телам. Может быть, именно поэтому, когда он попал в кабинет доктора Монсфрита, по странному стечению обстоятельств, помимо яркого света, ему в глаза брызнул еще и настоящий фонтан крови.