Опальный принц
Шрифт:
Кико молчал, плотно стиснув губы. Вито продолжала:
— Ты описался, да? Когда ты научишься ходить в уборную, как взрослый? Ну скажи, когда?
— Не знаю, — наконец ответил Кико, уныло потупившись.
Витора обтерла руки посудным полотенцем. Ее запястья никогда не распрямлялись, как у других. Открыв красный шкаф, она пошарила там, достала другие штанишки и села на низенький стульчик.
— Подойди ко мне, — сказала она.
Кико покорно приблизился. Она расстегнула
— Мама нашлепала тебя, да?
— Да.
— По попке?
— Ага.
— Будешь еще писаться?
— Нет.
— Посмотрим.
Она вывела его на кухню и сказала:
— Жди здесь. Вито будет одеваться.
— Ты пойдешь гулять, Вито?
— Нет. Фемио поднимется сюда.
— А-а.
Он слушал, как она раздевается в гладильной, и вдруг крикнул:
— Вито!
— Что?
— Я отрежу себе дудушку.
Витора вылетела на кухню в комбинации, с вытаращенными от испуга глазами.
— Забудь об этом и не вспоминай никогда.
— Отрежу, — сказал Кико. — Отрежу папиным ножиком.
— Послушай меня, — сказала Вито. — Сделаешь это — сразу умрешь, так и знай.
Она вернулась в гладильную, но оставила дверь открытой. Время от времени она высовывалась и видела, что мальчик стоит неподвижно, спиной к ней, под неоновой лампой. Вошла Мама и протянула ему круглую булочку с куском ветчины внутри.
— Возьми, — сказала она ему, хмуря брови. Потом повернулась к полуоткрытой двери: — Витора, последите, чтобы он все съел.
— Не беспокойтесь, — ответила Витора.
Мама вышла. Кико куснул бутерброд. Когда Витора вернулась на кухню, с накрашенными губами и подсиненными веками, в своем выходном платье, Кико сказал:
— Как ты хорошо пахнешь, Вито.
— Вот видишь.
— Это чтобы тебя нюхал Фемио?
— Угадал.
Витора терпеливо докармливала его бутербродом, когда раздался робкий звонок: «ри-им».
— Это он, — встрепенулась Вито.
— Фемио?
— Фемио. Беги открой. — И она стряхнула крошки с колен.
Кико потрясенно уставился на военную форму. Он разглядывал рекрута с головы до ног. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Здесь живет?.. — начал он.
— Проходи, Фемио! — крикнула Вито изнутри.
Кико шел за ним по пятам, рассматривая армейские ботинки, фуражку, которую солдат нес в руке, складку на спине гимнастерки. Наконец он сказал:
— Ты будешь убивать Роситу Энкарнаду?
— Нет, ты только погляди на нее, — сказал Фемио. — Шустрая девчонка, однако.
Витора притворилась рассерженной.
— Это же мальчик, остолоп, — сказала она. — И потом, что может знать ребенок? Садись.
Фемио сел на белый стул и начал оправдываться:
— Да кто их там разберет, этих барчуков, по виду и за девочку сойдут.
Фемио говорил, а Кико смотрел ему в рот; слова Фемио лились тускло, монотонно. Витора напустилась на него:
— Слушай-ка, умник, ты хочешь, чтобы у четырехлетнего парня росли усы?
Солдат быстро пожал плечами три раза подряд, словно подпрыгивал в седле, не в силах совладать с конем.
— Да я ничего не говорю, провалиться мне на этом месте, — сказал он.
Кико не отрывал от него упоенных глаз. Он страдал оттого, что Фемио не уделял ему особого внимания, и потому переместился поближе.
— Я отрежу себе дудушку, — сказал он, расставляя ноги.
Фемио ткнул в него большим пальцем.
— Ай да молодчик! Сразу берет быка за рога. — И он состроил комичную гримасу. — Не думай, — добавил он, — может, это не такой уж плохой выход.
— Папиным ножиком, — продолжал Кико.
— Ты с ума сошел? Сразу же умрешь, — снова заволновалась Витора.
— Брось ты, — сказал Фемио. — Он хочет жить без проблем.
Витора встала перед ним подбоченясь.
— Если ты явился сюда дразнить ребенка, — сказала она, — то можешь немедленно убираться. Фемио поднял обе руки.
— Тихо, тихо, — сказал он. — Первым делом запомни вот что: коли я туда еду, так это вовсе не по своей охоте. И второе: если ты сегодня мечешь икру, так мне еще похуже твоего, ясно?
Витора наклонилась вперед. Она уже кричала:
— Ты мне давай не учи ребенка таким словам, слышишь? Ишь разговорился, как в кабаке!
Фемио замолчал. Витора, понемногу остывая, отступила к другому стулу и уселась, держась очень прямо. Кико следил за солдатом со все возрастающим вниманием. Вдруг он спросил:
— У тебя есть кинжал?
— Нет, паренек.
— И ты едешь в Африку?
— Что поделаешь!
— А когда вернешься, убьешь Вито?
Фемио заерзал на стуле.
— Вот постреленок, — сказал он. — Поглядишь, так у него только одно на уме: убивать да убивать.
Витора молчала. Фемио замурлыкал какую-то песенку, постукивая пальцами по пуговице, и сделал шаг к перемирию:
— И это самый младший?
— Это пятый, — ответила Витора.
— Надо же, как я!
— Я — как ты? — сразу же спросил Кико.
— Ну да.
— Но у меня нет костюма.
— Костюма? Какого костюма?
Мальчик вытянул палец и уважительно дотронулся до форменных штанов.
— Твое счастье, — отозвался Фемио и взглянул на Витору. — Ишь ты, рассуждает как взрослый. Разговорчивый какой. Так это самый младший?