Опасная фамилия
Шрифт:
– За какого именно Вронского: за старого графа или жандармского поручика?
– Еще не решила окончательно, – ответила Ани. – Один сделал мне предложение, но другой нравится не меньше. Что же ты молчишь?
Выразив нетерпение, Ани поняла, что сделала ошибку, но вот в чем, еще не знала.
– Родство с Вронскими, конечно, полезно… – неторопливо ответил Серж. – Только зачем оно тебе?
Ани не была готова к такому вопросу.
– Я не думаю о выгодах, как ты, – сказала она, ощущая, что теряет ниточку, за которую так верно держалась. – Да и что это значит? Когда возникает любовь, нельзя
– Дорогая сестра, я ничуть не сомневаюсь, что ты испытываешь чувства привязанности к поручику Вронскому и особо теплые чувства к его отцу. Так и должно быть. Это вполне естественно.
Тон, каким было сделано это заявление, чуть ленивый и даже отеческий, заставил Ани насторожиться. Что-то было не так, совсем не так, как она себе представляла трудный разговор с братом.
– Я не понимаю тебя, – ответила она, внутренне сжавшись.
– Просто ты не все знаешь. Вернее, тебя оберегали от правды, – сказал Серж. – Я предупреждал отца, но он меня не послушался…
– О чем ты? – вскрикнула Ани, еле сдерживая нахлынувшую панику.
– Я бы никогда этого не сказал, но ты не оставила мне выбора, сестра… Наша матушка Анна Аркадьевна имела длительный роман с графом Алексеем Вронским, от которого и родила тебя. Твои смутные воспоминания об Италии верны только в той части, что там ты была еще крохой с мамой и Вронским. Он твой настоящий отец. А мы с тобой – единоутробные. Как ты с поручиком Вронским. Понимаю, как тебе тяжело, но ничего не поделать. Мой отец договорился с Вронским, что оставит тебя в нашей семье. По закону ты Каренина. Чтобы тебе все стало окончательно ясно, в Швейцарию тебя отправили после того, как Алексей Вронский женился и у него родился сын. Так всем было удобнее. Не видя тебя, общество забыло, кто кому родня. Думаю, сейчас граф Вронский рассказывает Кириллу Алексеевичу свою часть правды… Прости меня, Анна Алексеевна. Заметь, как твое отчество подходит обоим отцам.
Ани сидела неподвижно и только часто моргала. Серж не стал ее утешать. Он считал, что сильный человек должен сам справляться с трудностями. А в том, что сестра сильная, он не сомневался. Только не мог не почувствовать, что между ними оборвалась какая-то невидимая жилочка родства. Не зря он обратился к ней так, как никогда прежде – по имени и отчеству.
Нечто подобное разрыву тонкой жилки испытала и Ани. Она не знала, что ей следует делать, рыдать или радоваться. Все ее смутные подозрения, непонятные сны и какие-то плохо объяснимые предчувствия вдруг и сразу обрели зримую форму и стали неотъемлемой частью ее жизни. Как с этим жить, ей предстояло еще разобраться. Только все это будет позже.
– Что ж, Сергей Алексеевич, похоже, ваша взяла, – сказала она бесцветным голосом.
– Ани, я всегда искренно желал тебе только добра…
– Предпочитаю, чтобы вы обращались ко мне Анна Алексеевна, если вас не затруднит. В любом случае, свадьба с господином Ярцевым состоится. Придется обойтись без графини. Ничего, жизнь супруги перспективного чиновника тоже имеет положительные стороны…
Она встала и быстро пошла из дома, почти выбежала. Серж пытался удержать ее, но Ани вырвалась из его рук. Остановить ее было уже невозможно.
49
В
В этот час немногочисленные чиновники сыска уже завязали тесемочки дел и отправились кто домой, кто на поиски развлечений.
Аполлон Григорьевич, пользуясь полной безнаказанностью, поставил чемоданчик прямо на стол и чадил сигаркой, от которой не спасали открытые окна. Угадать, кто в гостях, Ванзаров смог еще на Офицерской улице, ощутив мерзкий запашок. Лебедев блаженно потянулся всем телом.
– Ну, что, коллега, помогло вам ваше велосипедное общество? – спросил он, коварно подмигивая.
Пришлось признать, что толку было мало. Из трех десятков велосипедистов с их женами, да еще с десяток официантов и буфетчика никто толком ничего не видел. Чтобы поставить коробку на стол Каренина, достаточно было, проходя, засунуть руку в промежуток между простынями.
– Вот! – внушительно заметил Лебедев. – Не слушаете меня, почтенного старика, и не желаете видеть очевидное. Каренин с вами в игры играет, в кошки-мышки. Дошел до такой наглости, что мышеловки с катапультами подкладывает, а вы и в ус свой роскошный не дуете. Не дуете ведь?
– Знаете, что я заметил… – сказал Ванзаров, подергивая ус, привлекавший столько внимания.
– Сгораю от любопытства.
– Господина Каренина ненавидит все больше людей. Каждый из них мечтает, чтобы его расстреляли, повесили и сожгли, желательно на площади.
– Ох уж эти мне холодные сердца, – сказал Лебедев с некоторой досадой. – Все справедливость ищете. А она у вас под носом. Зачем вы Каренина защищаете?
– Вовсе не защищаю. Но обвинять по первому подозрению считаю излишним.
– Первое подозрение! – вскричал Аполлон Григорьевич. – В его доме найден его же револьвер, из которого он застрелил двоих и неумело спрятал орудие убийства. Дробь из его охотничьего патрона в точности того же номера, что вынесла внутренности Левину… А мы упорно делаем вид, что все это – «первое подозрение». Да он уже на пожизненную каторгу накопил подозрений. Вот вам мое мнение…
– Того же номера или та же самая? – уточнил Ванзаров.
– Ну, пусть одной марки, – нехотя согласился Лебедев. – Так ведь еще какая наглость: Каренин берет коробку сигар, втыкает туда пружину, и от полной безнаказанности вставляет свой же ножик, да еще с монограммой! Ах, как это трогательно: мой любимый детский ножик пропал, которым словечки на парте вырезал. Не знаете, господа, куда он делся? Ах, вы нашли его в глазу моего дядюшки Стивы? Как это мило, благодарю вас!
Разойдясь не на шутку, Аполлон Григорьевич схватил карандаш со стола и вогнал его в чернильницу. Спасло, что чернила в ней давно высохли.
Ванзаров смахнул крошки грифеля и сел на краешек стола.
– Даю вам слово, что мы немедленно поедем арестовывать Каренина, если вы четко, внятно и с фактами ответите мне хотя бы на один из трех вопросов. Готовы сыграть в полицейскую рулетку?
Лебедев раздраженно хмыкнул, но вызов принял.
– Вопрос первый: для чего Каренин перетащил и аккуратно положил рядом с балериной тело своего отца?