Опасная игра
Шрифт:
Что ж, ему оставалось только надеяться на свою ловкость и умение подкрадываться к врагу бесшумно, словно краснокожий, желающий проникнуть незамеченным в лагерь бледнолицых.
Подумав об этом, Кид тяжело вздохнул и с угрюмым видом двинулся вперед, к самому выходу из каньона. Там, где берег был усыпан галькой, можно было легко спуститься к самой воде.
Отсюда ему было превосходно видно все, что происходило в ущелье. Он видел облако пыли, лениво поднимающееся к равнодушным звездам в том месте, где все еще беспокойно кружил измученный жаждой скот. До него доносилось тоскливое мычание, похожее на однообразный, жалобный вой несчастных умирающих животных. И стоило Киду лишь услышать этот звук, как все остальное, даже бешено ревущий ручей, показалось ему не важным.
Он еще раз посмотрел в ту сторону, где слабо мерцал крохотный алый огонек — пламя костра, вокруг которого грелись его враги. Потом повернул голову туда, где темные очертания холмов образовывали волнообразную линию на фоне бархатной синевы неба, и усмехнулся: уж конечно, здешним холмам никогда не доводилось быть свидетелями того, что произойдет здесь этой ночью!
Прищурившись, Малыш низко наклонился, так, что голова его чуть было не коснулась воды, и обвел испытующим взглядом оба берега.
Он оказался как раз там, куда стремился, — внутри огороженного пространства. Тут и там, куда бы он ни бросил взгляд, тускло поблескивала колючая проволока, из которой была сделана изгородь. Вдалеке Кид заметил темный силуэт одного из бандитов — часовой расхаживал вдоль берега взад и вперед.
Потом Кид увидел, как один из сидевших возле костра встал и, пройдя через лагерь, подошел к ручью. Он пригляделся. Это был Диксон. Скорее всего, негодяй наслаждался грязным делом, которое ему было поручено, а может быть, мрачно радовался, слушая стоны измученных жаждой коров.
И вдруг перед глазами Малыша встала совсем другая картина — пустыня, выбеленная солнцем, и две несчастные коровы, похожие на ходячие скелеты, обтянутые кожей. Шатаясь под бременем непосильной ноши, они покорно плетутся вперед.
Не раздумывая Кид шагнул в поток, бурливший у его ног.
Глава 34
КИД ПРОБИРАЕТСЯ В ЛАГЕРЬ
Он старался, чтобы вода, которая теперь поднималась не больше чем на три-четыре фута, не замочила револьвер. Однако течение, хотя оно и казалось в этом месте мирным, даже сонным, потому что на дне, похоже, не было скал, на самом деле толкало его вперед с поразительной силой. Ручей, вырвавшись из каменных объятий каньона, все никак не мог успокоиться.
Киду пришлось шагать вперед, согнувшись под немыслимым углом, в то время как вода с громким журчанием шипела и пенилась вокруг, доставая ему почти до груди, а порой захлестывая и выше.
Он никогда не был слабонервным трусом и не считал, что обладает слишком пылким воображением. Но теперь, двигаясь по течению и ориентируясь лишь по багрово-тусклой полоске света, бежавшей по воде от лагерного костра, готов был поклясться, что бандиты в лагере давно его заметили. Если даже и не увидели, то, по крайней мере, должны услышать. Скорее всего сейчас, посмеиваясь в темноте, наблюдают за ним с берега и глумятся над бедным простофилей, который сам идет к ним в руки.
Потом Малыш вдруг вспомнил, что там, на берегу, должно быть, хватает других звуков помимо журчания воды, которое неумолчно звенело у него в ушах. Ведь туда, где они разбили лагерь, со стороны каньона, смешиваясь с более глубоким и смутным ревом воды в ущелье, доносится монотонный гул и возмущенный ропот ручья, запертого меж каменных стен. А над всем этим гулом царит жалобный стон коров, которые, не находя себе покоя, разбрелись по равнине.
Нет, конечно, вряд ли его могут услышать! Значит, видят!
Ему показалось, что свет от костра, будто длинная, покрытая кровью рука, протянулся к нему, стараясь вцепиться в горло.
Кид подумал было, уж не опуститься ли ему под воду. Течение не замедлит подхватить его, точно бревно, в целости и сохранности пронесет мимо лагеря бандитов, мимо тех, кто, корчась от беззвучного смеха, наблюдает за ним с берега, и вынесет прямо ко входу во второй каньон. Там, по крайней мере, он сможет сражаться, стоя на твердой земле, и сделает все, чтобы остаться в живых. Может быть… Может быть, ему повезет.
Мысль эта не давала ему покоя. Он чуть было не поддался соблазну, дрожа от сознания, что спасение совсем рядом. И все же упрямо двинулся вперед.
Железная решимость, которая привела Кида сюда, по-прежнему заставляла его делать шаг за шагом даже помимо воли. Незаметно для себя он выбрался на мелководье. Ручей упрямо тащил его назад, не желая выпускать из своих объятий. В конце концов ему пришлось опуститься на четвереньки.
Добравшись до берега, он плашмя растянулся на земле.
От холода Малыш весь дрожал. Трясся как в лихорадке, но поделать ничего не мог. Сейчас справиться с ним было бы под силу даже ребенку, во всяком случае, так он подумал. Ледяная вода, в которой юноша так долго пробыл, превратила его в кусок льда, холодом сковала сердце. Судорогой скрутило горло, так что он едва мог дышать. И при этом все же ясно понимал, что должен лежать неподвижно, пока не разберется в том, что происходит вокруг.
Кид почти сразу же обнаружил, что он выбрался на берег вовсе не так близко к лагерю, как ему вначале показалось, от ярко горевшего костра его отделяла целая вереница фургонов. Сейчас, в темноте, колеса их выглядели чудовищно огромными, бесформенными, будто были сломаны или расплющены. В призрачном свете звезд дрожали и расплывались их тени. Но сквозь эти колеса можно было увидеть, что происходит у костра.
Вокруг него сидели трое или четверо бандитов.
Остальные, завернувшись в одеяла, скорее всего, спали или пытались уснуть. «Еще одно свидетельство жестокости этих мерзавцев», — подумал Малыш, и его передернуло от омерзения. Эти, с позволения сказать, «люди» могли спать в то время, когда хриплый стон из сотен тысяч пересохших глоток взывал к небу о милосердии! Воды, ради всего святого, немного воды! Той самой воды, которая только что дергала и тащила Кида вперед, вертела, как волчок, била о бесчисленные острые скалы, той прозрачной, ледяной воды, которая чуть было не превратила его в сосульку и от холода которой его до сих пор била дрожь… Какой же сладкой она, должно быть, казалась этим тысячам и тысячам умирающих животных, кружившим на месте в облаках едкой пыли! Ведь сейчас вода олицетворяла для них саму жизнь.
Вдруг в лицо Малышу пахнуло жаром — услужливая память вновь вернула его назад, в его не забываемое никогда детство. Снова перед глазами, натужно скрипя, тащилась старая повозка, а две костлявые, похожие на ожившие скелеты, коровы, шаг за шагом с трудом переставляя дрожащие ноги, упрямо шли вперед миля за милей. В тот далекий день Кид тоже дрожал как осиновый лист — его трепала жестокая лихорадка. Только сейчас его сжигал другой жар — это было пламя ненависти к Диксону и его людишкам, этим бессердечным дьяволам, для которых чужие муки ничего не значат.