Опасная охота
Шрифт:
Подошла их очередь и напарник уже было собрался подогнать свой «Москвич-412» к бензоколонке, как путь им преградили невесть откуда взявшиеся «Жигули», из которых вылезли трое молодых парней в кожаных куртках, спортивных штанных «Montana» и кроссовках с польского базара. Один стал открывать пробку бака, а второй направился было к кассе, как тут к ним подошел Липко.
— Сейчас мы заправляемся. А вы забирайте свою машину в конец очереди.
— Что ты сказал, козел? — спросил один из них, приступая к нему. Он был на полторы
Взаимные оскорбления для наших граждан суть частое и даже, можно сказать, обыденное явление. Люди оскорбляют друг-друга в общественном транспорте, в магазинных очередях, на рынках и только из-за того, что кто-то кому-то случайно наступает на ногу, задевает локтем или даже просто так, разминки ради. Чтобы язык спортивную форму не терял. Но только Липкий принадлежал к другой среде, где каждое слово имело вес, и ставшая для многих анекдотической фраза «а за козла ответишь» имела совсем другое значение.
Вот и сейчас он так и ответил спокойным, негромким голосом оскорбившему его отморозку:
— За козла ответишь.
— Вали отсюда по-быстрому, старый перечник, пока я тебя самого через задницу не заправил.
Красивым платиновым блеском сверкнула финка. Два раза. Схватившись руками за живот, парень рухнул. Еще один взмах руки и его приятель с прорезанным боком, завывая от боли, покатился по пропахшему бензином асфальту. Третий, пытаясь сбежать, получил удар ножа в задницу.
Собравшиеся вокруг зеваки разбегались кто куда. Кто вызывать милицию или «скорую», другие просто от греха подальше заводили телеги и, забыв, что они хотели заправиться, выруливали с территории заправочной станции.
— Все, Митяй, — сказал Липкий приятелю, — на рыбалку один поедешь.
Оглядевшись вокруг и плюнув на окровавленную землю, он пошел в сторону ближайшего отделения милиции.
Раненого в живот спасло только то, что на бензоколонку как раз заехала заправляться машина «Скорой помощи». Его успели вовремя доставить в больницу, прооперировать и промыть брюшную полость — у него в двух местах был пробит кишечник. Второго, с прорезанной печенью, тоже смогли поставить на ноги. Последний, по сравнению с ними вообще, можно сказать, отделался легким испугом. Правда, у него потом на всю жизнь осталась привычка спать на животе.
Зачалиться на зону Липкому на этот раз не пришлось. Пробыв несколько недель в КПЗ, он был переведен в психиатрическую больницу для обследования, где полтора года, как мог, валял дурака. Суда так и не было. Пострадавшие все оклемались, а самого Липкого выписали из психушки со справкой, что временами он может быть невменяемым.
Потом нам еще раз пришлось столкнуться. Вот тогда-то я и помог ему кое в чем. Он влез в одни разборки, которые могли для него кончится плохо, если бы я не вмешался. Тогда, прощаясь, он сказал, что он у меня в долгу. Я это запомнил.
Липкий
Дверь, застегнутая на цепочку, приоткрывается, и на меня вопросительно начинают глядеть: один глаз, одно ухо, одна щека, половина рта и половина лба.
— Че надо? — недовольно спрашивает эта половина.
— А сними свою якорную цепь и открой пошире ворота, может быть твой второй глаз поможет тебя узнать своего старого друга?
Он наводит резкость и узнает меня. Дверная цепочка снимается, дверь открывается шире, но хозяин все еще продолжает закрывать мне проход, держа на пороге.
— Привет, Липкий, как дела? Ты позволишь? — интересуюсь я из вежливости и, не дожидаясь приглашения, отстраняю его плечом и вхожу внутрь.
— Какие у меня могут быть дела? Это у тебя дела, а у меня так. Мелочь, — скрипит он за моей спиной.
Я поворачиваюсь и осматриваю его с головы до ног. За то время, что мы не виделись, он практически не изменился, разве что стал еще худее.
Видя его небольшую растерянность (наверно, от радости неожиданной встречи), спешу выручить его из затруднительного положения, предложив ему пригласить меня в комнату. Не стоять же нам на пороге?
Он нехотя соглашается, и мы проходим дальше в апартаменты, где первым делом мне бросается в глаза полуголая девица, развалившая в кресле возле заставленного бутылками с вином и тарелками с закусоном столика на колесиках.
Я оценивающе смотрю на мамзель, потом перевожу взгляд на помещение.
— Неплохая квартирка, и киска тоже ничего — комментирую я увиденное. — А говоришь, мелочь.
— Зачем пришел, Лысый? Ты ведь, как слышал я, в ментовке больше не работаешь? Или я ошибаюсь?
— Ты не ошибаешься. Базар у меня к тебе. Срочный.
Липкий приказывает мартышке слинять на кухню, что она и делает, обиженно надув губы и рисуя задом в воздушном пространстве трехзначные цифры. Мы остаемся тет-а-тет.
— Мне позарез нужна волына! — с ходу беру быка за рога.
Его тощая морда приобретает невинное выражение школьника высадившего футбольным мечом соседское окно. После секундного замешательства, он делает заявление, в которое мне трудно не поверить:
— Ты пришел не по адресу. Я стволами не торгую!
— Знаю, поэтому ты меня отведешь к тому, кто ими торгует.
Делая вид, что размышляет, он скребет башку, засыпая перхотью полосы видавшего еще первую мировую войну махрового халата. Он знает, что если мне что-то нужно, то я от него не отстану.