Опасная охота
Шрифт:
Харин — холостяк. Он живет один в небольшом, уютном двухэтажном особнячке, что существенно облегчает мне задачу. Перед домом — ухоженный садик. Все деревья и кустики аккуратно пострижены. Виталий Федорович любит порядок, как на работе, так и дома.
Света в окнах не видно, но мне известно, что Харин часто задерживается на службе, где гоняет как саврасок своих подчиненных. Чем не достойный пример для подражания? Не удивительно, что у него так много почетных грамот.
В ожидании хозяина дома, выбираю местечко поукромней, и чтобы недалеко от входа и чтоб свет от уличного фонаря туда не падал. Остается запастись терпением и ждать сколько потребуется.
Ждать требуется долго. Очень долго. Часовая стрелка постепенно приближается к одиннадцати, огней в окнах соседних домов становиться все меньше и меньше, но Виталий Федорович не спешит возвращаться к домашнему очагу. Неужели он почувствовал, что пахнет паленым, и решил навострить лыжи? Будет большая лажа, если он так и не нарисуется!
Чтобы не замерзнуть, выполняю несколько разминочных упражнений, начиная все больше отчаиваться увидеть Харина. Все кончено, он не придет.
Решаю подождать еще двадцать минут, и если результат останется прежним, уйти не солоно хлебавши. Не успел я это подумать, как в тихой атмосфере ночи мои окоченевшие ушки слышат звук приближающегося автомобиля. Улица освещается светом фар.
Так и есть, машина тормозит возле дома. Слава Богу! Слышу пьяные голоса, один из которых идентифицируется мною, как голос нужного мне человека. Харин просто-напросто просидел весь этот вечер в каком-нибудь увеселительном заведении. Одни опасения уступают место другим: что если он окажется не в состоянии членораздельно выражать свои мысли? Однако, глядя, как он уверенно шагает по дорожке к дому, понимаю, что опасался я совершенно напрасно. Да я и раньше знал, что этот бугай может выпить предостаточное количество.
Его собутыльники тем временем загружаются в тачку и уезжают. Мы остаемся наедине. Надо только подождать, пока он откроет дверь.
Замок щелкает, я подскакиваю к гражданину начальнику и вталкиваю его в двери собственного дома, попутно отвешивая рукояткой пистолета по горбу. Харин растягивается на полу прихожей.
Нужно время, чтобы зажечь свет, но с этим я справляюсь быстро. Харин сидит, вылупив на меня и на револьвер, который я сжимаю в руке, свои глаза, большие и круглые, как крышки на банках с маринованными огурцами.
От неожиданности он, видимо, потерял дар речи, и начинать беседу приходиться мне. Кодекс хороших манер требует, чтобы при встрече люди приветствовали друг друга, причем младший по возрасту должен здороваться первым. Из нас двоих, младший по возрасту, это я.
— Вечер добрый, Виталий Федорович, — говорю я, не желая прослыть невежливым. — Не ожидали меня встретить так быстро?
— Ты! — булькает он, вылупив на меня зенки. — Что тебе здесь надо?
— Угадай с трех раз.
Он не хочет гадать. Вместо этого он поднимается на ноги, потирая ушибленное плечо.
— Ладно, раз пришел, пройдем в дом. Неудобно разговаривать на пороге, — приглашает он.
Надо отдать ему должное: он быстро взял себя в руки и пытается держать себя так, словно ничего не произошло, и что мое появление таким манером у него, дело обыденное. А может быть, выпитое им спиртное придает ему храбрости, и все события ему видятся в несколько ином свете.
Подчеркнуто не обращая внимание на мой револьвер, мол его так просто не испугаешь, он поворачивается в сторону комнаты, приглашая следовать за собой.
Сколько живу, столько убеждаюсь в простом правиле, о котором знали еще при матриархате: внешность бывает обманчива. Вот и теперь, не успел я сделать двух шагов, как Харин очень быстро поворачивает свою массивную тушу в мою сторону и лупит по правой руке, выбивая револьвер. Я пытаюсь отступить назад, чтобы создать перед собой необходимый мне оперативный простор, но он успевать сделать мне подсечку и я отправляюсь в свободный полет, спиной по направлению к входным дверям.
Это падение не причиняет мне особого вреда, не считая того, что я сильно ударяюсь запястьем левой руки о край полочки для обуви и, кажется, разбиваю часы. Оценивать полученный ущерб мне некогда, и я тут же поднимаюсь на ноги, чтобы не дать ему время снова напасть на меня, пока я валяюсь на полу. Но он и не нападает. Вместо этого, он с поразительной быстротой, которой позавидовал бы даже знаменитый агент 007, выхватывает пушку, снимает с предохранителя и наводит ее на меня.
Виталий Федорович, как человек решительный, зная, что соотношение сил может в любую минуту измениться не в его пользу, решает сразу поставить точку и нажимает на курок. Вот тут его ждет неприятный сюрприз: боек щелкает в пустоту, так как в стволе не оказывается патрона. Спеша исправить ошибку, он передергивает затвор, но выстрелить уже не успевает. Драгоценная секунда потеряна, и это дает мне возможность со всего маху опустить ему на голову, стоявшую тут же маленькую, но крепенькую банкеточку. Банкетка, от которой у меня в руке остается только ножка, разлетается вдребезги, а Харин снова растягивается на натертом до солнечных зайчиков паркете.
Кляня себя за излишнюю доверчивость и неосторожность, из-за чего вся моя затея чуть было не пошла прахом, разоружаю его, потом нахожу свой револьвер, который прячу во внутренний карман, решая использовать ствол, отнятый у Харина. Так даже будет лучше. Далее волоку его тушу по длинному коридору в комнату, что само по себе большой подвиг, где оставляю на толстом мохнатом ковре, а чтобы он побыстрее приходил в себя, отвешиваю пару оплеух по жирным щекам. Мой массаж действует положительно, Харин поднимает веки.
— Что ты от меня хочешь? — наконец-то мямлит он.
— Что хочу? — переспрашиваю. — Да вот, пришел признаться в убийстве, ты же ведь этого от меня добивался? Правда, убийство я еще не совершил, но это дело времени, даже, я бы сказал, дело нескольких секунд. Ведь мне не потребуется много времени, чтобы пристрелить тебя, грязного продавшегося мусора, не так ли?
— Что тебе надо? — кричит он, уже успевший, судя по голосу и протрезветь и наложить полные штаны.
— Убить тебя! Разве непонятно? Грохнуть, замочить, пристукнуть, заколбасить. Называй как угодно, но суть от этого не изменится. У тебя есть десять секунд, чтобы этому миру сказать «ариведерчи».