Опасная шарада
Шрифт:
— Могу тебя заверить, — ответила леди Эдит, — что очень молодых дам только это и интересует.
Элисон промолчала, гадая про себя, чем было вызвано волнение Мэг этим вечером. Девушка буквально дрожала от возбуждения, глаза ее ярко блестели. Несколько раз она почти начинала что-то говорить, но затем спохватывалась и бросала многозначительный взгляд на Салли. И если Элисон не совсем уж ошибалась, та отвечала ей полным ужаса взглядом. Какой бесенок Мэг обуял на этот раз? Но Элисон считала, что ей совсем не обязательно быть в курсе дела. Мэг иногда вела себя взбалмошно, но все ее поспешные поступки объяснялись лишь обычными капризами девушки, нежно любимой родителями и избалованной с самого рождения. Нельзя отрицать, что Мэг любила эскапады, но все же точно знала грань между поступками, приемлемыми для высокородной юной леди, и тем, что ей решительно
— Конечно, миледи, — автоматически ответила она. — Поехать завтра в Вайтстоунское аббатство очень заманчиво. Уверена, что леди Мелкшэм и миссис Базей тоже будут в восторге. — Аббатство это, собственность сына вдовствующей графини Мелкшэм, представляло собой живописные руины, которые дамы периодически посещали. — Но не слишком ли вас утомит поездка? Ведь завтра вечером вы приглашены на карточный вечер у Дансени.
— Пустяки, — отмахнулась леди Эдит, — от поездки по графству я не утомлюсь.
Было уже поздно, когда граф пожелал обитательницам Ройял-крессент спокойной ночи. Повинуясь желанию леди Эдит, Элисон проводила его до двери.
— И вы, конечно, тоже предвкушаете поездку в Вайтстоунское аббатство, мисс Элисон? — невинно спросил он.
В замешательстве Элисон, прежде чем ответить, несколько секунд смотрела в его львиные глаза.
— K-конечно. Поездка обещает быть приятной.
— Так я и думал, — безмятежно отозвался Марч, откровенно забавляясь явным смущением Элисон от одной только мысли, что он может присоединиться к их компании. Надев шляпу, граф, как того требовала учтивость, поднес к губам тонкие пальчики девушки, но в последний момент внезапно перевернул ее руку и быстро поцеловал ей ладонь. Элисон резко выдернула руку, словно это прикосновение обожгло ее.
— Спокойной ночи, милорд, — сердито прошептала она и резко развернулась на каблуках. Последнее, что она слышала, взбегая по лестнице наверх, — это звук закрываемой двери и тихий смех графа.
«Что еще он теперь задумал?» — гадала она, разбирая постель. Он что же, решил очаровать ее, чтобы она бросила место у его тети? Элисон презрительно фыркнула. Да уж, обаяние явно не было его сильной стороной. Кто-кто, а уж он никак не мог претендовать на звание дамского угодника: слишком высокомерен и не особенно красив. Спору нет, одежда графа всегда была безупречна, и носил он ее с небрежным изяществом, но все же еще до совершенства отнюдь не дотягивал. Да и в лице его тоже не было ничего из ряда вон выходящего, если не считать того волнующего блеска, что загорался порой в его глазах, особенно при свечах. И уж если говорить начистоту, уверяла она себя, то резкий, волевой подбородок придавал его лицу более агрессивности, нежели красоты. Одним словом, с некоторым удовлетворением подытожила Элисон, ей нечего бояться угрозы пасть жертвой неумелых попыток лорда Марчфорда обольстить ее. Но тем не менее, свернувшись калачиком на кровати, она сжала ладонь, на которой еще горел поцелуй Марча, и с невольным вздохом прижала руку к груди.
На следующее утро по дороге в Вайтстоунское аббатство Элисон поймала себя на том, что продолжает мысленно перебирать всевозможные недостатки графа. Она сидела в карете вместе с леди Эдит и ее ближайшими подругами, Гертрудой, леди Мелкшэм, и Элизабет Базей, известной близким друзьям под уменьшительным именем Басси. Три почтенные дамы были ровесницами и проводили немало блаженных часов, сплетничая о событиях давно минувших дней. Перемывать косточки персонам, достигшим ныне почета и уважения, доставляло им немалое наслаждение.
Элисон улыбалась скандальным смешным историям, рассказываемым с таким удовольствием, но ее взгляд постоянно возвращался к высокой прямой фигуре всадника, скакавшего рядом с каретой как раз напротив окна. Марч хорошо держался в седле, но, впрочем, не лучше большинства мужчин его круга. Хотя не всякий из них выбрал бы для поездки такого горячего и своенравного скакуна, как гнедой конь, с которым граф справлялся легко и непринужденно, но в этом, сказала себе Элисон, не было ничего особенного, не так ли? Нет, разумеется, нет. Большой опыт и практика — и ничего больше.
К счастью, в самом аббатстве на Элисон навалилось столько дел, что времени думать о внешности и характере графа у нее почти не оставалось. Престарелые дамы, разумеется, не могли пешком подняться к развалинам аббатства, но их кучер так ловко подъехал к руинам поближе, что они смогли вблизи насладиться красотой древнего монастыря. Затем любительницы старины слегка перекусили, и после этого леди Эдит и миссис Базей погрузились в дремоту. Леди Мелкшэм, однако, оказалась более твердой закалки и выразила желание сделать набросок главной арки, находящейся, по счастью, буквально в двух шагах от проезжей дороги. Она была безмерно благодарна Элисон, обложившей ее со всех сторон пледами и накидками, и заявила, что ей очень удобно, но, может быть, дорогая Элисон будет так любезна и принесет еще маленькую подушечку, которую она всегда использует, когда рисует? Она абсолютно уверена, что ее горничная положила подушечку в коробку рядом с рисовальными принадлежностями. А когда через пятнадцать минут усиленных поисков вожделенный предмет все же нашелся, леди Мелкшэм вновь рассыпалась в благодарностях и заметила, что ежели дорогая Элисон заодно подаст ей шаль, которую она буквально только что видела на сиденье экипажа, то она будет счастлива совершенно. Марч невольно восхитился терпением и добродушием Элисон, не иссякающими все время, пока она искала сначала шаль, а потом и очки почтенной леди, а потом еще наливала ей стаканчик вина, чтобы поддержать силы во время работы, и несчетное число раз пододвигала и отодвигала ее табурет, выбирая самое удачное для рисования место. Однако тем временем две дремавшие дамы пробудились ото сна, и, слабо махнув рукой, леди Мелкшэм заявила, что уже притомилась от рисования и желает немедленно отправиться домой.
Сразу же по прибытии на Ройял-крессент Марч распростился с дамами и направился в «Йорк-Хаус», где его ждало послание от Джонаса Пилчера. Охваченный непонятным волнением, граф вскрыл письмо и поспешно пробежал глазами его содержание.
«Мисс Элисон Фокс, — писал мистер Пилчер с присущей ему педантичностью, — является единственным отпрыском преподобного Мартина Фокса, скончавшегося около четырех лет назад. По описанию, ей более двадцати пяти лет, высокая, стройная, с черными волосами и голубыми глазами. Все, с кем я разговаривал, отзывались о ней с уважением и симпатией. Всю жизнь она прожила в Райдстоуве, за исключением короткого периода незадолго до смерти ее отца, когда она навещала свою кузину в Йоркшире. После кончины отца она…»
Далее подробно описывалось, как мисс Фокс уехала из Райдстоува и поступила компаньонкой к леди Стрэнжвейс. На этом, писал Пилчер, его расследование остановилось. Желает ли его светлость, чтобы он продолжил?
Нет, решил Марч, его светлость этого не желает. Очевидно, жизнь мисс Фокс была открытой книгой, ясной и чистой, как свежевыпавший снег. Как ни смешно, но от этой новости граф почувствовал странное облегчение, будто с его плеч упала тяжелая ноша. Ну конечно же, поспешил объяснить себе Марч это чувство, он просто рад, что теперь незачем тревожиться и тратить время и силы на избавление тетушки от пагубной обузы. Действительно, похоже скорее, что Элисон Фокс просто настоящая находка для старой леди, лучшая находка в ее жизни, хотя, если честно, это вряд ли способно было объяснить тот прилив радости, почти что бурного веселья, который охватил Марча при мысли, что жизнь Элисон безупречна. И уж вовсе не было никаких причин ему с таким нетерпением ожидать вечерней игры в карты, где придется поддерживать разговор с самыми неприятными типами из числа его знакомых и где не будет практически никого моложе семидесяти, лишь потому, что среди игроков будет некая девушка «старше двадцати пяти лет, высокая, стройная, с черными волосами и голубыми глазами». «Голубые глаза, — подумал он. — Какое маловыразительное описание — все равно что назвать Сикстинскую капеллу обыкновенной старой церковью с несколькими картинками на потолке».
Внезапно на ум Марчу пришла ужасная мысль. «Великий Боже!» — ахнул про себя граф. Он никак не мог припомнить цвет глаз Френсис. Хотя, должно быть, это какой-то оттенок серого. Ну да, просто серые. Как дуло пистолета. Марч одернул себя. Боже правый, да что это такое лезет в голову? Да Френсис, конечно, и сравнивать нельзя с какой-то простой компаньонкой, о чем, кстати, сама Френсис не преминула бы ему напомнить, если бы была поблизости, признал с кислой улыбкой Марч и резко поднялся. Да что с ним, черт возьми, происходит? Стащив с себя пиджак для верховой езды, он позвонил камердинеру. Пора начать готовиться к вечеру, твердо сказал он себе, стараясь не обращать внимания на томительное предчувствие, от которого слегка перехватывало дыхание.