Опасная шарада
Шрифт:
Нет! Граф сделал глубокий вдох и заставил себя успокоиться. Не стоит пока открыто вступать с ней в схватку — пока. Лучше чуть обождать, зато сильнее отомстить. Надо обдумать все как следует, ведь ее муки должны затмить те страдания, что претерпел по ее вине он. Сколько бы времени на это ни понадобилось, он сумеет придумать ей подходящее наказание. Кроме того, нужно заставить ее признаться, что за коварные намерения удерживали ее на Ройял-крессент.
Как сладка будет месть! Наконец-то он сможет избавиться от той разъедающей душу горечи, что наполняла его со времени гибели Уильяма, Сьюзен и отца. Ярость,
А пока он будет вести себя с ней как ни в чем не бывало, но зато предвкушая грядущий миг расплаты. Со зловещей улыбкой, от которой попавшийся ему навстречу уличный мальчишка в испуге шарахнулся на другую сторону мостовой, граф бодро повернул обратно, на Ройял-крессент.
Войдя в дом, он обнаружил, что тетя и сестра как раз приступили к завтраку. Элисон не было.
— Да ладно, не суетись, гусенок, — сказал Марч вскочившей при его появлении Мэг. От этого ласкового детского прозвища на лице девушки проступило выражение глубочайшего облегчения. Она распрямила плечи.
— Ты… ты разве не хочешь поговорить со мной, Марч?
Марч озадаченно посмотрел на нее. Поговорить с ней? О Боже, да он же нечисто забыл о событиях прошлой ночи! Не успел Марч ответить, как леди Эдит повернулась к нему и, даже не поздоровавшись, заявила:
— Знаешь, Марч, Мэгги рассказала мне о том, что произошло вчера вечером, и я уже прочла ей все подобающие нотации. Мы сошлись на том, что она совершила ошибку и искренне извиняется за нее.
Марч уже не испытывал ровно никакого интереса к выходке младшей сестры, но почел за лучшее разобраться в этом деле до конца.
— Это правда, Мэг? — спросил он мягко.
Мэг во второй раз за утро залилась слезами.
— О да, Марч, я чувствую себя такой несчастной из-за того, что пошла на этот дурацкий бал-маскарад против твоей воли и против воли тети Эдит и Элисон. Я чуть не попала в беду и никогда-никогда больше не сделаю ничего подобного. — Она посмотрела на брата заплаканными глазами. — Я знаю, что вполне заслуживаю наказания и соглашусь со всем, что ты решишь, — закончила она с душераздирающим всхлипом, словно христианский мученик, терзаемый львом. Несмотря на свои душевные страдания, Марч с трудом подавил улыбку.
— Сядь, моя дорогая. Должен сказать, что я ужасно разочаровался в тебе. — Увидев, как при этих словах исказилось лицо Мэг, Марч с болью в душе признал, что Элисон оказалась права. — Однако мисс Фокс сказала мне, что ты уже и так достаточно жестоко наказана за свою оплошность. Скажи по правде, Мэг, этот урок тебя и в самом деле чему-нибудь научил?
— Правда-правда, Марч, — пролепетала девушка, — я никогда не замечала раньше, что если ты, или тетя, или Элинор, или еще кто-нибудь запрещают мне делать что-нибудь, что мне очень хочется, то я выработала ужасную привычку не обращать внимания и втихомолку поступать по-своему. — Осознав, что фраза эта получилась несколько сумбурной, Мэг поспешно добавила: — Я имею в виду, что у старших ведь куда больше жизненного опыта, чем у меня, и они, вероятно, правы, запрещая мне что-то, и к тому же они желают мне только добра.
— Какие похвальные речи, моя дорогая! Боюсь, что скоро ты велишь раздать все свое имущество бедным и закажешь модистке волосяное рубище. Нет-нет, — продолжал Марч, увидев страдальческий протест на губах Мэг, — я знаю, что ты искренне желаешь исправиться, и ценю это. И поскольку тетя, несомненно, уже достаточно забила тебе голову своими нравоучениями, не буду добавлять еще и собственных.
Марч непринужденно уселся в свободное кресло рядом с Мэг.
— Может быть, ты нальешь мне чашечку кофе, — попросил он жалобно, — или я должен сидеть и умирать с голоду у тебя на глазах?
Мэг сорвалась с места, чтобы выполнить эту просьбу, но сначала порывисто обняла его.
— Ах, Марч! Ты самый лучший брат на свете, и я твердо обещаю, что постараюсь стать лучшей из сестер!
Но в душе Марч ощущал только пустоту. Ах, если бы только все его проблемы можно было решить так же легко! Граф заставил себя отпить кофе, а дамы тем временем вернулись к разговору, прерванному его появлением.
— Я так люблю фейерверк! — воскликнула Мэг, предвкушая праздник в Сидней-гарденс. — Даже не представляю, как высижу концерт, который будет перед ним.
— В основном будут играть пьесы Моцарта, — ответила леди Эдит. — На мой взгляд, после его смерти никто не написал настоящую музыку.
— Вам разве не нравится Гендель, тетушка? — спросил Марч, забавляясь такой резкостью суждений. — Или Бетховен?
— Это мой любимый композитор, — донесся от двери голос, при звуке которого Марч резко выпрямился.
— А, мисс Фокс, — произнес он и, сделав над собой громадное усилие, нацепил на лицо приветливую улыбку. — Мы как раз обсуждаем вечерний концерт.
Войдя в комнату, Элисон тут же бросила на него короткий испытующий взгляд. Что-то было не так. Она инстинктивно "почувствовала это, словно ее пронзил порыв резкого холодного ветра. Однако по лицу графа, улыбающемуся, как всегда, приветливо, она ничего понять не смогла. Но вот глаза… Казалось, под их золотисто-карим взглядом все кругом обращается в лед. Что же случилось, гадала Элисон, и в душе у нее зазвучал голосок дурных предчувствий. Но тут Марч вежливо поднялся и придвинул ей кресло. «Не глупи, — одернула себя девушка, — тебе просто показалось. Что за глупые фантазии!»
Следующие полчаса пролетели в оживленном обсуждении планов на вечер. Наконец Марч поднялся и объявил, что ему пора уходить, так как он договорился встретиться с одним старинным другом отца за первым ланчем в гостинице «Голова Сарацина». Леди Эдит отправилась в свою комнату дочитывать книгу, начатую прошлой ночью, а Мэг и Элисон поспешили в комнату Мэг, чтобы решить, что им надеть вечером.
Весь остаток дня Марч чувствовал себя так, будто в нем уживаются два совершенно разных человека. Один занимался привычными делами, весело шутил и обменивался сплетнями. Но другой пребывал в полном смятении. Марч все время вспоминал тот разговор с Элисон. Будь проклята эта женщина с ее речами о правде и доверии! Что она там говорила? Нечто вроде того, что обман и предательство — одни из наихудших преступлений, которые один человек может совершить против другого, и наиболее ранящие.