Опасная тропа
Шрифт:
Сказал и ушел.
Откуда было знать Айдамиру, что попросил старик Калган бригадира присматривать за ним, а чтобы не вызвать подозрений, назвал Айдамира сыном своего фронтового товарища, с которым они всю войну прошли…
Чтобы не стеснять родителей Саши, Айдамир перебрался в общежитие и довольно скоро стал своим среди строителей. И там случайно услышал о старике Калгане, о его жизни. С уважением говорили о нем соседи по комнате, а угрюмость объясняли только тем, что давно, когда он на войне был, жена уехала куда-то с сыном, исчезла, пропала. Он и ее любил очень, и сына и не мог примириться, не верил никому, долгие годы искал, ждал, надеялся… И не женился с тех пор, один живет. И самое дорогое у него теперь — Саша, племянница…
Но не мог Айдамир почему-то полностью быть расположенным к старику, хотя уважать его стал больше и приветливее смотрел при встречах.
Калган же обо всем расспрашивал бригадира — как ведет себя Айдамир, как работает. Бригадир не был от него в восторге — каменщик как каменщик, по своему разряду работает, но вот хлопот с ним в компании, оказалось, много — ничего не пьет, кроме сухого вина, когда день рождения крановщика отмечали бригадой, так весь город объездили из-за него, пока нашли.
— Будь терпеливым, он все-таки гость, — говорил старик и уходил, довольный.
Дни шли за днями, трапы перенесли уже на пятый этаж, нарастили леса, и неизвестно, сколько бы длился этот нудный, как считал сам Айдамир, экзамен, если бы однажды старик Калган не попросил его захватить пачку паркета, принести ему домой. Ничего не подозревавший Айдамир не стал ни о чем расспрашивать, согласился легко. Не хотелось ему огорчать еще более хмурого старика. Но после работы, уже направляясь к законченному почти дому, где работал Калган, он вдруг резко повернул обратно, к дому родителей Саши.
Мать Саши, уже смирившаяся, хорошо встречала Айдамира, кормила ужином и огорчалась только тем, что живет он в общежитии, а не с ними.
На этот раз Айдамир от ужина отказался. Сидел, ждал, когда придет старик.
Калган, едва вошел, с порога же и спросил:
— Принес?
— Нет, Педер Петрович.
— Почему же? Впервые попросил, да еще и о малости такой…
— Забыл, простите. Скажите, Педер Петрович, зачем вам это?
— Как зачем? Для шабашки! Жалко все же — редкая плитка, дуб мореный… — Казалось, старик сильно раздосадован.
— Вы это серьезно?
— Какие еще шутки?!
— Но это же нечестно! Как же… — Айдамир не мог от стыда смотреть в глаза старику, но и не говорить не мог. — Это же воровство!
— Замолчи, мал еще учить!
— Простите, — Айдамир поднялся, — меня ребята ждут…
Нужно, нужно было Айдамиру посмотреть в глаза старику…
Но он быстро уходил от дома, пораженный тем, что этот старик, столько переживший, нечист на руку! И его хотел впутать! Ничего себе — узнать хотел, что он за человек, Айдамир! И как сказал-то, когда условия свои ставил, — в деле увидеть! Хороши же родственнички у нее…
Что же он скажет дома отцу, матери, как встретится с Сашей…
Не разминуться ведь им…
Спустя несколько дней старик поведал всей бригаде правду — как этот парень оказался здесь, зачем, кто он.
— А как вы думаете? Нежданно-негаданно являются издалека люди и говорят — наш сын любит вашу дочь… Вот тебе и раз, впервые парня видят в семье, никто не знает, кто он и что он… Родные у него, я должен сказать, хорошие люди. Но бывает же, что сын вырастает шалопаем. Вот я и решил приглядеться.
— И долго он у нас будет?
— Теперь нет. Экзамен он выдержал…
— Я же говорю, парень что надо… Значит, быть свадьбе?
— Да.
— И где будет свадьба, Педер Петрович?
— Как где? У нас, здесь, и там, в Дагестане! Ни разу не был на юге. Хоть попляшу на свадьбе племянницы. А там — будь что будет. Одобряете парня — спасибо.
— Поздравляем!
Доволен был старик, и не боялся он теперь разговора с Айдамиром, знал: поймет парень все. Невелика перед ним его вина…
И в Дагестан из Чувашии полетела телеграмма с одним словом — «Да» и с подписью — «Калган». Отцу же Саши, уехавшему на службу, предстояло лишь узнать о дне свадьбы.
Айдамир, однако, долго не мог простить старика.
— Ты, сынок, прости, — и раз, и другой обращался к нему старик. — Просто я хотел понаблюдать за тобой, узнать, что ты за человек. Вижу, ты сердишься.
— Зачем же так?!
— Прости… Телеграмму мою уже получил, наверное, твой отец.
— Спасибо. — Айдамир помедлил, поднял голову: — Забудем все остальное.
— Вот и хорошо. Но у меня есть еще одно условие…
— Опять что-нибудь такое?.. — Айдамир покрутил пальцами над головой.
— Нет-нет. Это уже со свадьбой связанное… Ханкарма будет звенеть, бубен наш…
И вот настали дни свадьбы. В Чувашии чествовали жениха из Дагестана, а в горном ауле — невесту из Чувашии, и снова в разные стороны летели поздравления с пожеланиями родить двенадцать детей — шестерых сыновей и шестерых дочерей.
Но старик Калган и на этом не успокоился. Это он предложил совместную с женихом и невестой свадьбу сыграть не в Дагестане, не в Чувашии, а в Москве. И с этим предложением кто мог не согласиться?
Свадьбу играли в Москве.
Долгое было застолье, и вел его лучший тамада. Без устали играл оркестр, но и радостно гремел бубен на этой свадьбе и тонко, со сладостной болью вела мелодию зурна…
Браслет с оранжевым сердоликом мать Айдамира сняла со своей руки и надела на запястье невестки…
И сельчане, вспоминая теперь о чем-то радостном, говорят, что было это накануне, или чуть позже, или в тот день, когда они Османа и Хасбулата с невестой провожали на свадьбу в Москву.