Опасная тропа
Шрифт:
— Ты поедешь учиться, да-да, ты поедешь, и все!
— Пойми, отец, учеба от меня не убежит.
— Нет, я не хочу ничего слышать. А ты, мать, чего же молчишь? Почему ты не скажешь дочери, что она сошла с ума?
— Давно ты не кричал, отвыкла слышать такое, вот и прислушиваюсь, — говорит, улыбаясь, Хадижа.
— Ах, отвыкли, вам не хватает моего крика?! — возмущается Али-Булат.
— Вот-вот, давай, давай еще громче! Право, даже приятно!
— Ну, хватит смеяться. Вот что, дочь моя, собирай документы и готовься к экзаменам. Ты будешь учиться. Ты станешь врачом, понятно? Я об этом мечтал, когда ты еще вот такая была, — показывает Али-Булат рукой. — Никто из сыновей не захотел стать врачом, а ты…
— Это просто отсталый взгляд, отец. И вообще, я не хочу быть врачом.
— А кем же ты хочешь стать?
— Поживем — увидим.
— Ты что, позволяешь себе хихикать над моей сединой? Сто чертей на мою голову! Эй, жена, кого ты родила, что за напасть такая? — встрепенулся, напрягся Али-Булат.
— По твоему заказу родила, — улыбается мне Хадижа.
— Плеть давай, где плеть?!
— Не знаю, куда ты ее положил, — разводит руками Хадижа и обнимает дочь. — Доченька, послушайся отца, может быть, он прав. Ты же знаешь, мы хотим, чтоб из тебя вышел человек.
— Я человек, мама! Я уже зрелый человек! — растягивая слова, приговаривает Асият.
— Эй, ты, ты видишь это?.. — Али-Булат поворачивает к себе дочь и показывает на свою облезлую папаху.
— Вижу, отец.
— Я ее могу и так надеть… — он надевает на затылок, на лоб, набекрень — и так, и эдак…
— Правильно, отец, это твоя папаха и ты можешь носить ее, как ты хочешь. Знаешь, папа, ты сейчас на артиста похож!
— Вот так и ты, моя дочь, будешь делать то, что я тебе скажу! Ясно? И вот еще что… я отказал твоим сватам.
— Сватам? А кто же ко мне сватался?
— Усман, сын моего друга Сирхана. Еще рано думать о свадьбе, учиться надо.
— Правильно, о свадьбе еще рано думать, — проговорила Асият и зарделась. — А почему он мне ничего не сказал?
— Как не сказал? Ты что, видишься с ним? — поворачивает голову отец в сторону дочери. — Да что там говорить, знаю, что видишься, но ты будь благоразумна, дочь моя. А после института, пожалуйста. Усмана за время, как он с нами, я успел узнать. Присматривался я к нему, человек он достойный своего отца. Готовься ехать на экзамены.
— Папа, я не поеду.
— В одну туфлю сунешь обе ноги — поедешь. Это я тебе говорю, твой отец! Все, кончен разговор, возьми книги и готовься к экзаменам.
— Прости меня, отец, но я не могу! Устала я от книг.
— Отдохни несколько дней и начни заниматься. Из яиц, что снес язык, омлета не сделаешь. Васалам-вакалам! — Али-Булат хлопает в ладоши, будто стряхивает с них песок, тем самым давая знать, что разговор исчерпан, — и дайте нам с гостем чаю.
— Простите, может быть, мне уйти?
— Нет-нет. Ты сам вот подумай… разве же я не прав? Хочу, чтоб моя дочь училась и стала хорошим врачом. Понимаешь, ни один сын на врача не захотел и не хочет. Ты, конечно, можешь меня упрекнуть, мол, разве не ты был противником того, чтобы дочери учились в городе? Да, был… Понимаешь, я старею, мать стареет… а когда на пастбище вдруг мне стало плохо… целый день врача не могли отыскать. И вдруг пришла мысль: ведь неплохо, если в семье будет свой врач… как ты думаешь?
— Очень правильно, уважаемый Али-Булат. И думаю, надо настоять, чтобы Асият училась, она может, она способна… — поддерживаю я хозяина.
— Вот спасибо тебе. Ты, значит, меня понимаешь?
— Поддерживаю. Только другое, Али-Булат, меня волнует…
— Что же?
— Как-никак мы хоть и дальние, но родственники, я понимаю, что я моложе, и учить тебя я не должен… Но вот то, что ты отказал сватам Усмана… Не будет ли это оскорблением Сирхану? Он ведь такое не простит.
— И я бы не простил. Но понимаешь, я на эту тему говорил с Сирханом.
— Говорил? С самим Сирханом?
— Ну, да. И я не отказываюсь, пожалуйста, только пусть сначала Асият станет врачом.
— Спасибо, — говорю я. — На душе легче стало. А то люди наши чешут языки, гадают, мол, что за вражда могла быть между вами, которая помешала сродниться.
— Нет никакой вражды, дорогой Мубарак. Сирхан — мой друг, а Усман — сын моего друга… А разногласия не в счет. Это дело мужское. Так что ты, как родственник, развей сомнения почтенных. Я бы сам это сделал, но мне пора к отаре, тем более что мой напарник уехал в город проведать больного брата.
Я простился с Али-Булатом и вышел на веранду. Здесь мать наставляла Асият.
— Конечно, мне бы лучше было, если бы ты осталась дома. Помощь все-таки. Но раз отец хочет, ты должна послушаться.
— А как же мое обещание?
— Какое обещание?
— А в школе на выпускном вечере. Выходит, всех тех, кто там был, я просто обманула? Что они обо мне подумают?
— Подумают и забудут.
— Разве так бывает, дядя Мубарак?
— И ты права, — говорю я, мне захотелось, чтоб она осталась в ауле и никуда не уезжала. О, если бы она знала, что я восторгался ее красотой и молодостью, что я испытывал какие-то особые чувства радости и не могу забыть эти минуты. И невольно говорю ей: — Кто же останется в ауле, если все уедут учиться?..
— Ой, что я слышу, — хлопнула в ладоши Хадижа и сделала недоуменный вид, — ты же ее отцу совсем другое говорил.
— И ты права, — сказал я толстушке, не задумываясь над тем, что говорю, и когда понял, что попал в неловкое положение, поспешил ретироваться и ступил на ступеньку лестницы.
— Раз отец велит, ты и жизни не должна жалеть. Пойми, время наше какое, среднее образование теперь все равно что когда-то ликбез. Вон даже чабаны теперь с высшим образованием. Если сейчас ты упустишь время, потом все будет некогда. Вот как я, как это было со мной: вышла замуж, родила детей, завела хозяйство, и вот вся моя жизнь, — наставляла мать свою неразумную дочь.