Опасность
Шрифт:
– И дальше что было? – напарник Юлий с таким азартом включился в разговор, словно это он, а не я нашел сегодня утром пустую лебедевскую квартиру на улице Васильевской. Давно замечено, что жизнерадостные придурки очень активны. Или – как принято было раньше говорить – обладают активной жизненной позицией.
– Дальше – все, – недовольно буркнул Селиверстов. – Не видел я его с тех самых пор. И видеть, признаться, не хочу.
Я сделал приличную паузу, прежде чем задать последний вопрос. Последний и самый для меня важный.
– Скажите, Константин Петрович, – медленно-медленно проговорил я. – А если, допустим, этому
– После всего того, что было… – задумчиво протянул Селиверстов. – Наверное, нет… А вообще не знаю. Может быть…
– Так нет или может быть? – уточнил я.
– Не знаю, – вынужден был сказать Селиверстов. – Наверное, может быть. Сдается мне, что Ольга относится к нему лучше, чем я…
Обратно из мавзолея мы выбирались той же дорогой, но, как мне показалось, путь назад занял у нас значительно меньше времени. Возможно, потому, что Юлий больше не озирался по сторонам, поглощенный только что услышанной житейской драмой.
– Наши действия? – деловито поинтересовался он у меня, как только мы покинули мрачные стены усыпальницы и вышли на свежий воздух.
– Не знаю, как ваши, Юлий, а я сегодня же отправляюсь в Саратов, – ответил я.
– Прямо-прямо сегодня? – расстроился напарничек. – Но мне еще оформить сегодня два дела и завтра утром важное совещание на Петровке… Может быть, поедем вместе завтра?
Я обрадовался. Появился шанс хоть в Саратове отделаться от Юлия, который тем временем всю дорогу до Управления уверял меня, что сегодня ехать нет никакого прока и вообще, кажется, и поездов-то до Саратова в это время уже нет. Всю дорогу я отмахивался, зато в кабинете достал с полки железнодорожный справочник, нашел вечерний поезд, по телефону заказал билет, а Юлия успокоил:
– Не волнуйтесь, как-нибудь справлюсь один.
Слова мои, кажется, напарничка не убедили. Он инициативно зашарил по моим кабинетным полкам, обнаружил там справочник «Аэрофлота», полистал его и довольно сообщил:
– Все в порядке. Завтра есть дневной самолет, всего час с небольшим лета. Завтра же я прилечу в Саратов, и мы совместно раскрутим эту Ольгу. Чует мое сердце, что наш Лебедев там, скрывается где-нибудь в погребе.
Слово «наш», вырвавшееся из Юликовых уст, не понравилось мне категорически. Ну, хорошо, подумал я. Поезд прибывает в Саратов в половине одиннадцатого. Самолет прилетит не раньше четырех, да еще из аэропорта ему, наверное, долго придется добираться в центр. Так что у меня будут, по крайней мере, полдня спокойных от него. Отличный стимул, чтобы умотать куда угодно – в деревню, к тетке, в глушь…
– Согласен, – кивнул я. – Я поездом, вы – самолетом.
Юлий просиял. Как мало таким людям надо для счастья.
– Остановитесь в «Братиславе», – посоветовал он мне. – Такая модерновая гостиница на набережной. Я там останавливался один раз.
– А тараканы есть в этой «Братиславе»? – счел нужным узнать я. Терпеть не могу тараканов. Зато тараканы, как известно, обожают гостиницы.
– Нет тараканов, – заверил Юлий и, взяв с меня слово, что я буду жить именно в этой и ни в какой другой гостинице, быстро убежал по своим милицейским делам.
Уфф, наконец-то я один. Какое счастье! Наличие вблизи напарника вроде Юлия имеет всего один плюс: когда он все-таки уходит, то можно поймать кайф от самого обыкновенного одиночества.
Стоило мне так подумать, как одиночество мое моментально было нарушено. И скажите спасибо, что не Юлием: просто дежурный прапорщик заглянул в мой кабинет и вручил мне данные о двух вчерашних покойниках – блондинчике и рукастом. Блондинчика звали Ильей Борисовичем Лукьяновым, 25-ти лет от роду, был он прописан в Люберцах, в общежитии, и числился разнорабочим на заводе «Кристалл», но где работал в реальности – неизвестно, поскольку на самом деле в «Кристалле» сроду не появлялся. Рукастого звали Василием Васильевичем Лобачевым, было ему сорок три года. Прописан он был в городе Днепропетровске, а в Москве служил охранником в фирме «Титул», вернее, тоже числился, ибо фирмы с таким точно названием никогда в столице не существовало. Были, правда, две фирмы с похожими названиями – «Титул-Икс» и «Титул-Олимпийский», – но там никакого Лобачева не видели и по фото не опознали.
Самое любопытное, впрочем, даже было не в этом.
Судмедэксперт, обследуя тела, обратил внимание на одну детальку. И у того и у другого покойника на предплечье оказалась маленькая, чуть заметная татуировка: синяя стрелочка без оперения.
Вот это новость, подумал я. Вот это сюрприз так сюрприз. Стекляшка! Надо же. Чего-чего, но такого я не ожидал. Татуировка была мне очень знакома: ее носили спецназовцы РУ Минобороны. Центральная контора РУ располагалась на Рязанском проспекте, и в народе эту махину из стекли и бетона называли Стекляшкой.
РЕТРОСПЕКТИВА-4
17 сентября 1942 года
Сталинградский фронт
Гвардии рядовой Горшенин делал вид, что ему глубоко начхать на артобстрел. Отдернув полог, прикрывающий вход в землянку, он явно не собирался входить внутрь до тех пор, пока не отрапортует по всей форме.
– Товарищ техник-лейтенант! – торжественно начал он, браво выпячивая грудь и прикладывая ладонь к краю новенькой пилотки. Пилотка сидела на стриженой горшенинской голове строго в соответствии с Уставом: звездочка располагалась на расстоянии двух с половиной сантиметров от правой брови. – Гвардии ря…
Недолго думая, техник-лейтенант Гоша схватил Горшенина за ремень и втянул его в глубь землянки. Через секунду громыхнуло совсем рядом, буквально в ста метрах. Деревянный настил под ногами дрогнул. Огонек самодельной коптилки угрожающе замигал. Бревна наката печально заскрипели, но выдержали, не поддались; только с потолка просыпалась пара горстей земляного мусора. При этом несколько комьев земли, словно по заказу, приземлились прямо на горшенинскую пилотку.
– Стопятидесятимиллиметровый, – сообщил гвардии рядовой, брезгливо отряхиваясь. – Кучно бьет ганс, но мимо. Пущай себе бьет…
Тут он сообразил, что забыл про рапорт, снова выпятил грудь, шагнул назад, набрал побольше воздуху в легкие.
– Вольно, вольно! – поспешно скомандовал техник-лейтенант Гоша. Горшенин сделал глубокий выдох и чуть совсем не погасил дрожащее пламя коптилки. Тени заметались по стенам землянки, но потом, успокоившись, замерли слабо подрагивая, на своих местах.
– Так точно, – менее бравым голосом ответствовал гвардии рядовой.
Техник-лейтенант пристально поглядел ему в лицо. Лицо выглядело совершенно невозмутимым. Как будто там, за стенами землянки, рвались не снаряды, а новогодние шутихи.