Опасные клятвы
Шрифт:
— Ты, конечно, права. Контракт обязывает. Я согласился на этот брак, потому что в моем возрасте я обнаружил, что уже не так тяготею к кровопролитию, как раньше. Если я смогу избежать войны с Братвой и при этом получить достаточно прибыли, чтобы сохранить одобрение других королей, то я предпочту это. А брак с тобой позволяет достичь двух целей, и дает мне жену, которая обеспечит мне наследника, на котором настаивают короли.
Я моргнула, немного удивленная. Я и представить себе не могла, что он тоже чувствует давление, чтобы жениться.
— Я думала, что принуждение к браку, это только то, что случается с женщинами в этом мире, — язвительно
— Ну, я не могу представить, что это одно и то же, — говорит он. — Но есть прецедент, когда даже человека, повелевающего королями, могут вытеснить, если окажется, что он не соблюдает традиции и устои, которые поддерживают нашу силу. Так что да, на меня оказывалось давление, чтобы я женился и обеспечил наследника. Наш брак я не считал чем-то неизбежным, даже если бы мы с тобой не угодили друг другу. Но... — он пожал плечами. — Я подумал, что хотел бы выяснить это до свадьбы. Я подумал, что ты тоже захочешь. Тогда, по крайней мере, мы могли бы пойти на нее, имея представление о том, чего ожидать.
По мере того, как он говорит, я замечаю, что его акцент стал легче. В таких случаях, когда он на публике, он говорит культурно и осторожно, и я думаю, что он хочет казаться более утонченным. Я подозреваю, слушая его, что над этим он работал много лет. Я также понимаю, что мне больше нравится его естественный акцент. Мне интересно, что может заставить его сгустить краски, что может заставить его потерять ту тщательно культивируемую элегантность, на которую он, кажется, полагается.
Ко мне возвращаются его слова о том, что брак для него что-то значит. Что он откладывает его, потому что хочет общения. И мне становится интересно, как это согласуется с тем, что рассказал мне Николай.
Стал бы мужчина, который ценит брак, влезать в чужой? Что-то не сходится.
Когда ужин закончен, Тео оплачивает счет и встает, протягивая мне руку.
— Кажется, сегодня вечером в театре идет опера, — говорит он. — Не знаю, нравится ли тебе это, но я считаю, что это приятный способ провести вечер.
Я жду, что он сделает какое-то движение в машине, когда мы окажемся внутри и водитель выедет на дорогу. Он проведет рукой по моей ноге или просунет пальцы в глубокий вырез моего платья. Чтобы показать, что я принадлежу ему, что даже сейчас, когда мы еще официально не женаты, я все еще принадлежу ему. Но он этого не делает. Он - безупречный джентльмен, до самого театра, где сам открывает мне дверь, а не ждет, пока это сделает водитель. Он снова подает мне руку, провожает по лестнице и поднимается в ложу, где нас ждет шампанское.
Я все еще жду, что он как-то прикоснется ко мне, пока длится ночь. Но он не прикасается, даже не положил руку мне на колено, хотя мы сидим очень близко, бок о бок. Поначалу я думаю, не находит ли он меня непривлекательной. Может, во мне есть что-то такое, что ему не нравится, что я слишком молода, или слишком худа, или просто не нравлюсь ему. Но время от времени, когда я тянусь за шампанским, я ловлю на себе его взгляд. В нем есть голод, который говорит о том, что он действительно хочет меня, и тот факт, что он не прикасается ко мне, только усиливает напряжение в комнате, которое медленно растет и усиливается по мере того, как продолжается ночь.
Мне становится интересно, не делает ли он это специально. Каждый раз, когда он тянется к своему бокалу, я думаю, не собирается ли он коснуться моей руки или колена, но он этого не делает. Каждый раз, когда он смотрит на меня, я думаю, не собирается ли он бросить наблюдение за оперой под нами, чтобы притянуть меня для поцелуя, но он этого не делает. Наша ложа уединенная, вдали от посторонних глаз, он может делать все, что захочет. Но он довольствуется тем, что сидит тут, потягивает шампанское и смотрит на меня, словно наслаждаясь видом какой-то бесценной вещи, которая принадлежит только ему. По мере того, как ночь продолжается, я чувствую, как желание поселяется в моей крови так, как я никогда не чувствовала раньше.
С Адриком. И я чувствую себя виноватой, даже думая об Адрике, когда сижу здесь, рядом с Тео, но с ним все всегда пылает жарко и быстро. Желание острое, и любая прелюдия кажется поспешной и срочной, мы оба торопимся добраться до момента, когда он окажется внутри меня, в погоне за удовольствием, которое, как мы оба уверены, не будет длиться вечно. Кажется, что каждый момент нужно не смаковать, а выхватывать и красть.
Но с Тео...
Я чувствую, как во мне поселяется какое-то пьянящее предвкушение, и думаю, когда же он наконец прикоснется ко мне, будет ли это продолжаться до нашей брачной ночи. Если это то, что ему нравится, - затягивать, заставлять меня извиваться от затянувшейся потребности, пока он наконец не даст мне то, чего я хочу. Знает ли он прямо сейчас, о чем заставляет меня думать, о дрожи в моих венах, и поэтому ли он это делает.
Если бы он схватил меня, облапал, прикоснулся ко мне с наглым собственничеством, которого я ожидала, я бы воспротивилась этому. Я бы закатила глаза и сказала: конечно, он такой, все эти мужчины такие. Я ожидала, что он возьмет свое.
Я не ожидала, что он будет ждать.
И вместе с желанием во мне просыпается страх, потому что это больше говорит о том, что он за человек. Мужчина, готовый ждать того, что ему нужно, предвкушать, а не брать сразу, мужчина с терпением...
Это очень, очень опасный человек.
8
МАРИКА
К концу вечера, когда мы возвращались к машине, он так и не прикоснулся ко мне, только протянул руку. Он не пытался меня поцеловать. И когда мы возвращаемся в особняк, я уже почти хочу, чтобы он это сделал.
Тео поднимает бровь, когда машина останавливается перед ступенями.
— Насколько я помню, — медленно произносит он. — Сзади есть довольно красивый сад.
Я растерянно смотрю на него, гадая, не попытается ли он предложить нам не дожидаться брачной ночи. Эта мысль вызывает во мне смятенное желание и страх… страх, потому что я не готова подделать свою девственность сегодня вечером, и желание, которого я не понимаю и не предвижу. Не предполагалось, что я действительно захочу его. Все это должно быть шоу. Но мысль о том, как его руки медленно снимают с меня платье, которое он купил, обнажая все, что под ним...
— Есть, — говорю я, надеясь, что мой голос не звучит так приглушенно, как я боюсь. — Моя мать, как мне сказали, была большой поклонницей садоводства или, по крайней мере, проектирования садов для других. После ее смерти мой отец платил персоналу, чтобы тот поддерживал его в порядке.