Опасный канун
Шрифт:
— Послушай, — сказал Муми-тролль. — Ты всю свою жизнь будешь жалеть, если не побываешь сегодня в театре. Там наверняка будут принцессы. Невесты льва.
Хемуль лишь пожал плечами и вздохнул.
— Будь же благоразумен, — стала уговаривать его фрёкен Снорк. — Приведи сюда свою двоюродную сестру, мы поглядим на неё. Любезный надзиратель — это всё же лучше, чем никакой.
— Ладно уж, — угрюмо сказал Хемуль, встал и зашагал между кустами.
— Вот видите! — сказал Муми-тролль. — Помните, что нам снилось в ночь на Иванов день? Лев! Большущий лев, которого укусила в лапу крошка
— Мне снилось, будто я обзавелась массой новых родственников, — сказала Филифьонка. — Это было ужасно! Как раз в то время, когда я избавилась от старых!
Но вот Хемуль вернулся.
Он привёл с собой ужасно маленькую и худую Хемульшу, вид у неё был испуганный.
— Ты уверена, что сумеешь укараулить их? — спросил он.
— А они кусаются? — шёпотом спросила маленькая Хемульша — по-видимому (на взгляд Хемуля), явно неудавшаяся особь своей породы.
Хемуль фыркнул и протянул ей ключ от клетки.
— Ещё как, — сказал он. — Они перекусят тебя пополам — хруп-хруп, — если ты выпустишь их. Ну, я пошёл переодеваться. Пока.
Как только он исчез, маленькая Хемульша начала вязать, бросая боязливые взгляды на клетку.
— Что это будет? — приветливо спросила фрёкен Снорк.
Маленькая Хемульша вздрогнула.
— Не знаю, — боязливо прошептала она. — Я просто успокаиваюсь, когда вяжу.
— А ты не сможешь сделать из этого тапочки? Очень уж цвет подходящий, — сказала фрёкен Снорк.
Маленькая Хемульша взглянула на вязанье и задумалась.
— У тебя нет знакомого, у которого мёрзнут ноги? — спросила Филифьонка.
— Есть, подруга, — ответила маленькая Хемульша.
— У одной моей знакомой тоже мёрзнут ноги, — общительно продолжала Филифьонка. Это жена моего дяди, она работает в театре. Говорят, там ужасный сквозняк. Это страшно — работать в театре!
— Здесь тоже дует, — сказал Муми-тролль.
— Моему двоюродному брату следовало бы задуматься над этим, — робко сказала маленькая Хемульша. — Если вы немного подождёте, я свяжу вам тапочки.
— Мы умрём, прежде чем они будут готовы, мрачно сказал Муми-тролль.
Лицо маленькой Хемульши выразило озабоченность, и она осторожно подошла к клетке.
— Что, если я накрою её шерстяным одеялом, — сказала она.
Они пожали плечами и, дрожа, теснее прижались друг к другу.
— Неужели вы и вправду настолько простыли? — со страхом в голосе спросила маленькая Хемульша. Фрекен Снорк гулко кашлянула.
— Может статься, чашка чая со смородинным соком спасла бы меня, — сказала она. — Кто знает.
Маленькая Хемульша долго колебалась. Она прижала вязанье к носу и смотрела на них.
— Если вы умрёте… — сказала она дрожащим голосом. — Если вы умрёте, мой двоюродный братец обрадуется, что вас не надо больше караулить, так ведь?
— Похоже на то, — сказала Филифьонка.
— И всё же я должна снять с вас мерки
Они яростно закивали головами.
Тогда маленькая Хемульша открыла клетку и робко сказала:
— Может, выпьете по чашке горячего чая? Со смородинным соком. А тапочки получите, как только они будут готовы. С вашей стороны было так мило напасть на мысль о тапочках. Это придаёт вязанию больше смысла, надеюсь, вы понимаете меня?
Итак, они пошли на чай домой к маленькой Хемульше.
Она изъявила настойчивое желание испечь для них лепёшек. На это ушла уйма времени, начало смеркаться, так что под конец фрёкен Снорк встала и сказала:
— Нет, нам всё-таки надо идти. Ужасно большое спасибо за чай.
— Какая жалость, что вас снова следует посадить в кутузку, — извиняющимся тоном сказала маленькая Хемульша и сняла ключ с гвоздя.
— А мы и не собираемся снова садиться в кутузку, — возразил Муми-тролль. — Мы собираемся домой в театр.
На глаза маленькой Хемульши навернулись слёзы.
— Мой двоюродный братец будет ужасно огорчён, — сказала она.
— Но мы же совершенно ни в чём не виноваты! — воскликнула Филифьонка.
— Почему же вы сразу об этом не сказали, — с облегчением произнесла маленькая Хемульша. В таком случае вы, разумеется, должны идти не в кутузку, а в театр. Но, быть может, лучше всего, если я пойду с вами и объясню все моему двоюродному братцу.
Глава двенадцатая,
об одной драматической премьере
Между тем как маленькая Хемульша потчевала их у себя дома чаем, театральные афиши продолжали порхать над лесом. Одна из них опустилась на прогалину и приклеилась к свежеосмолённой крыше.
Двадцать четыре малыша в мгновение ока взобрались на крышу за афишей. Каждому из них хотелось вручить программу Снусмумрику, и поскольку программа была напечатана на тонкой бумаге, она быстро превратилась в двадцать четыре совсем маленькие программы (кроме того, несколько клочков попало в дымовую трубу и сгорело).
— Тебе письмо! — кричали дети леса и скользили, соскакивали и скатывались с крыши.
— Ох уж эти мне малыши! — сказал Снусмумрик, который стоял и стирал их чулки у угла дома. — Как же вы позабыли, что мы просмолили крышу сегодня утром? Неужели вы хотите, чтобы я оставил вас, бросился в море или убил вас?
— Как не так! — закричали малыши и потянули его за полу пальто. — Прочти письмо!
— Вы хотите сказать, письма, — промолвил Снусмумрик и вытер мыльную пену о волосы ближайшего малыша. — Ну ладно, ладно. О чем же оно, это интересное письмо? — Он разложил на траве смятые клочки бумаги и попытался сложить в единое целое то, что уцелело от театральной афиши.