Опер любит розы и одиночество
Шрифт:
Он сказал про генеральский приказ, будто извинялся передо мной за что-то скверное. Непотребное.
— Юрий Григорьевич, приказ есть приказ. Надеюсь, приказ не касается Юмашевой? Ей не обязательно присутствовать на совещании? — съязвила я, словно Юрий Григорьевич отвечал за действия генерала.
— В отношении вас такого приказа не поступало. — Полковник, сгорбившись, чего с ним никогда не случалось, испарился в воздухе.
Точно, с каждым днем он все больше становится похожим на старика Хоттабыча.
Я провела
Ну и ладно, в конце концов я работала не за награду. А ради чего? Ради истины. Пусть Королев и Алексеев радуются. Я им не соперница в дележке наград и регалий. Тоже мне, нашли конкурентку!
— Виктор Владимирович, а тебя тоже забыли?
— Забыли, — засмеялся Иванов. — Я не переживаю.
— А я думала, что вычеркивают только женский пол. Иванов, отправь Линчука в лабаз. Пусть сгоняет за выпивкой, только шустро. Устроим сабантуй?
— Имеем право! — Иванов удалился в соседний кабинет.
«Линчук никогда не сделает еженедельный анализ оперативной обстановки. Видно, придется ему отменить выходные дни. — Я засмеялась, представив напряженное Мишино лицо перед монитором. — В Лугу он уже съездил».
Я не испытывала никаких эмоций. Ни горечи, ни досады, ни раздражения. Контролировать было нечего. Эмоции закончились. Медаль, орден, грамота, премия, именное оружие, что там еще дают за удачное раскрытие преступления?
В прошлый раз меня сослали на штабную работу. А что сделают сейчас? Куда меня отправят? В какую ссылку? Начальником отделения милиции на территорию? Ниже этой должности моего уровня в милиции нет. Кстати, все отделения милиции недавно переименовали в отделы, так что стану я начальником отдела. Как Юрий Григорьевич. А на территории трудно, как на войне.
Туда будут приходить люди с бедами и несчастьями, горем и страданиями. На территории преступления совершаются каждые полчаса. У меня наконец-то появится широкое поле деятельности. Круглые сутки я буду заниматься любимым делом. Вот и авторитет появится, утраченный в неравных боях с мужчинами управления.
Зато на территории не будет ежедневного анализа оперативной обстановки, подготовки докладов, монитора и генерала. Будет живая горячая работа, совсем как на фронте.
Окончательно я повеселела, когда увидела Иванова и Линчука. Они принесли два огромных пакета с бутылками и кульками с разноцветными наклейками. Кроме этих приятных глазу подношений, они вручили мне букет темно-алых роз.
Я вспомнила брошенный в могилу Иннокентия Игнатьевича огромный рубин такого же цвета… Виденье сразу исчезло, уступив место сиюминутным переживаниям.
Среди бутылок находилась одна экстравагантная и очень вычурная. Такие экстравагантные бутылки в милиции редко встретишь. Слишком дорого. Это мой любимый ликер «Бейлиз». Я могу его пить в любое время суток, хоть в семь утра, хоть в одиннадцать
Наверное, Линчук и Иванов истратили на эту бутылку все свои тайные сбережения, но я не стала выяснять очевидное и невероятное. Купили и купили. Потратились на лечение моей душевной раны.
А раны-то и нет. От. мысли, что меня переведут в отдел милиции, я забыла все козни Королева. Впереди забрезжил рассвет.
Пусть мужчины покушают, а я пока предамся пороку. Я закрыла глаза. Медленно цедя ликер, я увидела себя в новой роли начальника территориального отдела милиции.
Черная рубашка, черные джинсы, короткая стрижка, ну чем не новый образ Юмашевой? Только похудеть надо! Срочно превратиться в абсолютную тростинку.
— Гюзель Аркадьевна, встаньте! Прошу вас. — Я нехотя открыла глаза.
Мне пришлось отставить рюмку с ликером подальше от начальнического взора.
Передо мной стоял полковник Деревяншин с орденом в руках.
— Я хочу представить вас к правительственной награде!
— Что это? Это же ваш орден, Юрий Григорьевич. Вам его за Афганистан дали. Боевой орден, честно заработанный. Зачем он мне?
— Вы его заслужили, Гюзель Аркадьевна. — Юрий Григорьевич наклонился к моему пиджаку. Но я отпихнула его руку и, смеясь, воскликнула:
— Товарищ полковник, мне чужой орден грудь спалит! Не хочу быть амазонкой! Я заработаю свой собственный орден. Чужих не надо!
Полковник молча спрятал орден в коробочку. У меня невольно выкатилась из правого глаза слеза умиления и упала на грудь. Как раз на то место, куда Юрий Григорьевич хотел прикрепить боевой орден. Иванов и Линчук посмотрели на блистающую бусинку и засмеялись.
— У нее уже есть свой орден! — давясь смехом и розовой колбасой, промычал Миша Линчук.
В кабинете еще долго гремел оглушительный смех. Юрий Григорьевич, Виктор Владимирович, Михаил Николаевич и я, подполковник Юмашева, вспоминали подробности расследования. Незаметно в кабинет вошел Слава Резник и тихо подсел к нам, под сурдинку влившись в общее веселье.
Карта города и области мягко светилась разноцветными лампочками, и ни одна из них так и не взвыла сиреной, взывая к нашей помощи.
Мокрушник — киллер, убийца
Замочишь, завалишь, грохнушь — убить
Мочкану — ударю, побью, убью
«Мерс», «мерин» — «Мерседес»