Опер любит розы и одиночество
Шрифт:
Смысл моей жизни заключался в этом опасном занятии, и если я переиграю его, получу дамский бальзам для одинокого сердца.
Так говорит Юрий Григорьевич. Он шутит, но он прав. Если я получу сейчас по башке, меня похоронят под пушечные выстрелы. Не смешно!
На лестнице никого не было, и мне стало грустно. Вдруг я ошиблась и он не придет. Он давно просчитал мои комбинации и сейчас смеется надо мной. Нет, он не так умен, каким хочет казаться. Ведь он упустил из виду Крупина. Кстати, я так и не поняла, почему он не взял в расчет Анатолия
Забыл? Иногда такое случается с преступниками. Нет, он не забыл. Убийца считает всех ментов тупыми и неповоротливыми. Значения им не придает.
Почему-то, как всегда не вовремя, вспомнился исторический анекдот. У Ивана Андреевича Крылова на стене комнаты темнело жирное пятно от его волос. Знакомые ему говорят: «Покрасьте!» А Крылов им отвечает: «Одно покрасишь, другое появится. Не накрасишься!»
Так и здесь, всех не переловишь. Все равно в огромном городе найдется человек, который сможет опознать господина из мебельной корпорации.
И почему им все мало денег? Такие богатые, миллионами ворочают, а все мало, мало… Утонуть в этих деньгах хотят, что ли?
Дверь в квартиру оказалась незапертой. Я тихонько прошмыгнула и звучно хлопнула дубовой дверью.
— Михаил! Почему дверь открыта?
— Тебя ждем. — Линчук, как всегда, невозмутим. Словно он и не в засаде сидит.
Линчук в хозяйском фартуке кашеварил на кухне. Особенно хорошо ему удается жареная картошка и шашлыки. Уже проверено! Вот и сейчас вкус-нющие запахи разносятся по квартире, дразня мой аппетит. В горле застряла выставочная розовая колбаса. Наверное, эта колбаса еще неделю будет напоминать мне о своем присутствии и в горле, и в других частях тела.
— Вы тут хорошо устроились. Я замерзла, извелась, изнервничалась.
— А ты успокойся, — Линчук помешал картошку и выключил газ. — Садись за стол.
— А вы? — Я неловко устроилась на краешке стула.
Почти за двадцать лет работы в притонах, воровских квартирах, комнатах грязных коммуналок, хазах и «малинах» я так и не привыкла к запахам чужого жилья. Брезгую даже на стул присесть, не то что съесть тарелку жареной картошки.
— И мы покушаем. — Линчук смахивал на крестьянина, добротного и основательного.
На оперативника уголовного розыска он вообще не похож. В триллерах я ни разу не видела оперативника, хотя бы отдаленно напоминающего Линчука.
— Миша, я волнуюсь. Как ты думаешь, придет?
— Если не придет, мы сами его отловим. Ешь давай.
Я взяла вилку и принялась ковырять картошку, лениво цепляя кусочки промасленного крахмала. Какой только гадости не съешь во время работы! Дома года три уже картошку не ела, тем более жареную. Сразу вспомнились семейные ужины в квартире Завадского, салфетки, десерты, бокалы… Эстетика!
Звонок прозвенел, как всегда, неожиданно. Мы замерли. Я с вилкой в руках, застыв от напряжения. Костя Шаповалов с набитым ртом, Линчук с фартуком в руке.
Я кивнула Михаилу, дескать, прячься.
— Костя,
Сбросив тарелки в раковину, я мысленно пожелала Линчуку всего, что можно пожелать проштрафившемуся сотруднику. Зачем он заварил кашу с ужином?
Я прикрыла тарелки газетой, словно это была застарелая, давно не мытая посуда, и юркнула в ванную комнату. В конце концов этот шпионский фильм можно отыграть до середины.
На ванне боком сидел Линчук со стволом в руке. И куда подевался домовитый мужчина в фартуке? Передо мной был Джеймс Бонд, Майкл Дуглас и Арнольд Шварценеггер в одном лице.
— Миша, я боюсь. — Моя поникшая голова свидетельствовала о неразумных решениях, ошибках, «шапкозакидательстве», отсутствии контроля за эмоциями. Короче, моя голова винилась во всех грехах, в которых меня упрекало руководство ГУВД.
И не только упрекало, но и наказывало, привлекая к дисциплинарной ответственности, переводя из одной службы в другую. Зато я умудрилась послужить во всех ведущих службах главка, набралась опыта и научилась объегоривать преступников.
От этой мысли мои страхи вдруг улетучились. Я схватила Линчука за руку, еле сдерживая смех. Не грешно и посмеяться над завтрашними разборками в ГУВД. Разъяренный Королев, обозленный неудачей, вызовет меня на дуэль. Он обвинит меня в лихачестве и других грехах, перечисленных выше. Но Линчук не поддержал мое веселье. Он с силой вырвал руку и сунул мне под нос кулак. Зрелище не из приятных. Если кто-нибудь видел огромный кулак под собственным носом.
Я притихла. В коридоре послышались голоса и шаги. Шаповалов стукнул по двери ванной. Мы условились раньше — он должен сделать вид, что нечаянно задел дверь.
Я злилась на себя, что не успела проинструктировать Шаповалова по всем правилам.
Вот что он сейчас будет делать? Выпивать вместе с незнакомым пришельцем? Кушать с ним картошку? Угощать гостя? И что должны делать мы с Линчуком?
Выскакивать из ванной комнаты с криками — «лежать», «лицом к стене», «милиция» и «банзай»?
Я сжала голову руками, выдавливая оттуда нужную мысль.
Шаповалов в конце концов не мальчик, а взрослый мужчина. Он должен понимать, что сейчас должен делать, что говорить, как себя вести. В его интересах, иначе завтра загремит на нары до выяснения всех обстоятельств.
Черт, ну почему я забыла диктофон? Почему я такая дура?
Мне захотелось прижаться к Линчуку и всплакнуть от собственной никчемности.
Но Михаил сидел, отчужденно сжавшись. Он держал пистолет в правой руке. В полной боевой готовности. В триллерах этот жест выглядит весьма эстетично и впечатляюще. А в суровой реальности, увы, ствол пистолета напоминал дубинку дикаря. И опять же никакой эстетики!
Почему я всегда чего-то жду? Вся жизнь напоминает сплошное ожидание. Какой-то вечный вокзал ожидания с одним билетом в никуда. Цель достигнута, а дальше что?