Операция «Цитадель»
Шрифт:
«Она и в этих тонкостях уже успела разобраться! – поразился командарм напористости Биленберг. – Основательно готовится к царствованию, основательно!»
– Но дело даже не в этом, – неожиданно продолжила Хейди. – Чин генерал-лейтенанта вы получили из рук Сталина, против которого сейчас решили повернуть штыки своих солдат. И об этом вам будут постоянно напоминать и враги ваши, и друзья. Этим же фактом вы ставите в неловкое положение и наш, германский, генералитет. А теперь получается, что чин генерал-полковника вы получили из рук фюрера. Следовательно, никакой
– Однако же осмеливаются, – проворчал Власов.
– Я говорю о серьезных сомнениях, а не о вспышках амбиций, подобных тем, которые мы только что наблюдали. Так что это имеет принципиальное значение.
Власов пожал плечами и угрюмо помолчал.
– Ну что ж, – сказал он с полминуты спустя, – теперь у нас есть только один путь – предаться волнам судьбы.
– Счастливого пути. И… ради Бога, учитесь быть настоящим, европейским, а не пролетарским генералом.
Штрик-Штрикфельдт стоял у машины в крайне возбужденном состоянии, почти в гневе, и поначалу генерал решил было, что это вызвано его задержкой у СС-вдовы.
– Неужели я настолько задержался? – взглянул Власов на часы.
– Задержались, но в допустимых пределах.
– Тогда что произошло?
– Только что ко мне пристал какой-то штандартенфюрер, – объявил капитан, садясь в машину вслед за генералом. – Поинтересовался, с каких это пор я, германский офицер, оказался в денщиках у русского генерала.
– А действительно, с каких это пор вы, германский офицер, оказались в денщиках у русского генерала?
Капитан ошалело уставился на Власова. Он онемел. В глазах его прочитывалось столько благородного – путь и не им, Власовым, вызванного – гнева, что генерал тотчас же пожалел о сказанном.
– Кавалерийская шутка, – тронул Власов плечо Штрик-Штрикфельдта. – Подвернулась, в стремени, да на рыс-сях…
– Я не денщик, – зло, сквозь зубы, процедил капитан. – И прошу вас, господин генерал, впредь…
– Вот теперь в вас заговорил истинно русский офицер, – нашелся Власов, замявшись перед этим от неожиданности.
– Я бы сказал точнее: германский.
– Что еще точнее, не спорю, – признательно согласился командарм.
– И не советую спорить, господин генерал, – не скрывая угрозы, произнес Штрик-Штрикфельдт.
– Извините, капитан. Замнем эту ситуацию.
– Вот именно, на рысях. Мы и так опаздываем.
Власов понимал, что он может позволить себе наживать врага в лице кого угодно, только не Штрик-Штрикфельдта, с которым в Германии ему явно повезло. К тому же именно сейчас он вспомнил слова Хейди об истории присвоения ему очередного чина из рук фюрера и понял, насколько она была права.
– Кстати, вы так и не сообщили, что же вы ответили штандартенфюреру.
Капитан выдержал паузу, необходимую для того, чтобы окончательно «вернуть себе лицо», и уже чуть мягче сказал:
– А что я мог ответить? Послал его. По-русски. Да так, что у него и челюсть отвисла.
– Впредь делайте нечто подобное как можно чаще. Успокаивает и помогает. Давно говорил: напрасно вы, капитан, так скоро отреклись от богоспасенного русского мата. В Германии он еще более приемлем, нежели в России, в стремени, да на рыс-сях…
15
В скверике у отеля «Берлин» Шторренн заглушил двигатель, однако почти с минуту Фройнштаг и Гольвег продолжали сидеть, осмысливая услышанное о баронессе Юлиане фон Шемберг и ее имперских амбициях.
– Ну и ну, – наконец нарушила глубокомысленное молчание Фройнштаг, – лихо она закрутила.
– Это вы по поводу машины, которая сопровождала нас и теперь припарковалась в конце стоянки? – спросил Шторренн.
– Какой еще машины?! – насторожилась Фройнштаг.
– Где машина?! – встрепенулся Гольвег, мгновенно рванув дверцу.
– Увлекшись политикой, вы совершенно забыли об обязанности следить за «хвостами», – напомнил ему унтерштурмфюрер.
– «Хвосты» в Будапеште?! – возмутился Гольвег.
– А где им еще быть, как не в Будапеште? Или в Берлине вам уже тоже на хвосты садятся?
– Скоро и там будут садиться, если не сумеем навести порядок здесь. Хотелось бы знать, чем занимаются ваши управления гестапо, СД и все прочие, отсиживающиеся здесь?
Выйдя из «остина», Лилия мельком взглянула на припарковавшийся через две машины от них «хвост», однако салон его не был освещен, поэтому разглядеть, кто там сидит, оказалось невозможным. Но едва Фройнштаг повернулась, чтобы подняться на первую ступеньку широкой лестницы, как из-за багажника соседнего «оппель-адмирала» приподнялся какой-то человек и почти в упор, с каких-нибудь четырех шагов, выстрелил в нее.
Лилия вскрикнула и, выхватывая пистолет, резко оглянулась. Однако понять, кто именно покушается, так и не смогла.
Оглушенная вторым выстрелом, при котором пуля едва не отсекла ей ухо, унтерштурмфюрер упала на лестницу и, скатившись вниз, сумела, как ей показалось, увернуться от третьей пули. Только после этого она выстрелила в ответ. На звук, наугад. Еще раньше открыл огонь Гольвег. К нему мгновенно присоединился Шторренн.
Но машина, в которой, очевидно, прибыл террорист, уже сорвалась со стоянки, а сам он скрылся в подворотне соседнего здания.
Гольвег метнулся вслед за ним, но очень скоро убедился, что превзойти несостоявшегося убийцу в знании будапештских дворов ему вряд ли удастся. Тот исчез, словно растворился в речном тумане.
Тем временем Шторренн помог Фройнштаг подняться. Успокоив выбежавшего на выстрелы из отеля венгерского полицейского, который трусливо ретировался после первой же просьбы об этом, унтерштурмфюрер бегло осмотрел, буквально ощупал Лилию, пытаясь определить, куда она ранена.
– Прекратите раздевать меня! – хлестнула его по руке Фройнштаг, когда тот, войдя в роль санитара, попытался пройтись по ее бедрам.