Операция «Цитадель»
Шрифт:
Да, пожалуй, стоило еще пообщаться с баронессой, окончательно признала свою поспешность Фройнштаг. Вряд ли Салаши догадывается о том, что Скорцени уже получил приказ арестовать Хорти и увезти его в Берлин. Такое везение вождю нилашистов даже не снилось. Общая тенденция ему, понятное дело, известна. Как и мнение фюрера. Но детали, детали операции… Сейчас его интересует: что, когда, где…
Не владея подробностями нашего плана, он все еще выжидает удобного момента, который бы позволил ему организовать переворот. Не важно какой: конституционный, то есть с помощью парламента, или самый банальный, вооруженный. И в то
– Ладно, Шторренн, трогайте, – произнесла, наконец, Лилия. – Не будем торопить события. У нас еще появится возможность свидеться с баронессой.
– Уверен: она сама будет добиваться этого, – ответил Шторренн.
– Вы что, знакомы с ней?
– Да так…
– Это не ответ. Близко знакомы?
– Увы. Слишком уж ревнив этот ее дунайский мавр Салаши. И горлорезов у него до дьявола. Однако наслышан.
– Она что, действительно бонапартистка?
Шторренн с удивлением уставился на Фройнштаг, хотя в это время они проезжали перекресток.
– Ну, этого я не знаю. Мне и в голову не приходило выяснять такое. Если вы считаете, что женщину, которая намерена стать женой фюрера Венгрии, следует считать бонапартисткой, – тогда, несомненно. Совершенно очевидно, что Юлиана фон Шемберг слишком властолюбива, чтобы довольствоваться всего лишь родовым достоинством баронессы. Эта сделает все возможное, чтобы вначале ее Салаши стал фюрером, а затем и мужем. Добившись как минимум титула графа. Для нее это, судя по всему, важно.
– А что, баронесса настолько уверена, что «затем» все же последует? – уже чисто по-женски полюбопытствовала унтерштурмфюрер.
– В противном случае погубит его. Для того чтобы отомстить, она пойдет на все. Уверен, что и во главе партии «Скрещенные стрелы» Салаши оказался только благодаря ей.
– Но как объяснить тот факт, что до сих пор баронесса почему-то мало известна в высших германских кругах именно как «женщина Салаши»? Официально за ним числятся две другие любовницы. Куда менее влиятельные.
– А Шемберг и не считает себя любовницей предводителя нилашистов. Надеюсь, вы не намекали ей на этот статус? Подобные намеки обычно приводят баронессу в ярость.
– Кем же она мнит себя в таком случае? Может, вы ответите, Гольвег? – обратилась к оберштурмфюреру, не рассчитывая на то, что Шторренн в состоянии удовлетворить ее любопытство.
– Кем бы она ни приходилась Салаши, – ответил тот, – но если мы всерьез рассчитываем на него как на фюрера, эту австриячку придется убрать. А то еще чего доброго возомнит себя императрицей.
– Не возомнит, а станет ею, – уточнил Шторренн.
– Допускаете?
– Вполне.
– Но в таком случае это совершенно меняет дело. Кто же тогда она? Договаривайте, Шторренн.
Унтерштурмфюрер помолчал и, лишь свернув в какой-то темный переулок – он вообще старался избегать людных улиц, – произнес:
– Это любопытный вопрос, фрау Фройнштаг, или Вольф, как вам будет угодно. Уверен, что вам следовало бы задаться им еще до того, как решили навестить баронессу.
– Я должна воспринять ваши слова как нравоучение?
– Думаю, что не только Скорцени, но и сам Салаши не совсем ясно представляет себе, каковы истинные планы его Юлиши, – не обратил внимания Шторренн на амбиции Лилии. – Она ведь вовсе не случайно оказалась у него в любовницах. Вряд ли баронесса питает к этому демагогу какие-то особые чувства.
– Чтобы предположить такое, не обязательно было собирать на нее сразу три досье: для абвера, СД и гестапо.
– Скорее всего, – не обратил Шторренн внимания на реплику Лилии, – она остановила свой выбор на Салаши только потому, что поставила на него, как опытный игрок – на неприметную для многих других лошадку.
– Это похоже на правду, Шторренн, – согласилась Фройнштаг. – В свое время точно так же поступила другая вдова – Жозефина Богарне, которую Юлиша обожает и принципам которой следует.
– О том, что она мечтает стать первой дамой Венгрии, догадаться не так уж трудно. Куда труднее предугадать ее следующий ход.
– Возможен и следующий? – не поняла Фройнштаг. – После того как она станет первой дамой Великой Венгрии?
Шторренн многозначительно рассмеялся.
– То, что вы услышите сейчас, ни от кого больше в этом мире услышать не смогли бы.
– Так уж ни от кого!
– Во всяком случае, в этом городе. Возможно, поэтому с трудом поверите мне. А дело обстоит таким образом: баронесса не настолько самолюбива, чтобы стремиться во что бы то ни стало овладеть именно этим, венгерским, «троном». Трон угров, как и «корона» на голове самого Салаши, нужны ей лишь постольку, поскольку благодаря им баронесса фон Шемберг рассчитывает затем воссоединить Венгрию с Австрией.
Фройнштаг разочарованно что-то промурлыкала: это ей было известно еще в Мюнхене, от приставленного к ней Скорцени консультанта по вопросам Венгрии.
– Перекреститесь, Шторренн, – совершенно по-иному отреагировал Гольвег, явно усомнившись в здравомыслии его слов. – Я понимаю, что в свое время вы прозевали аншлюс, приходя в себя после очередной попойки.
– Во время аншлюса, дорогой Гольвег, я был среди эсэсовцев, которые входили в Австрию для поддержки парней Скорцени и Кальтенбруннера. Правда, тогда я был совсем юным эсэсманном [82] . А что касается баронессы Шемберг, то в ее лице мы имеем тайную австрийскую монархистку. Или националистку, как вам будет угодно, готовую жизнь отдать за то, чтобы была восстановлена Австро-Венгерская империя. Та самая империя, которую любимец баронессы Наполеон Бонапарт, – а Шемберг действительно поклоняется ему, вы угадали, – назвал «старой распутницей, которая привыкла, чтобы все ее насиловали».
82
Эсэсманн – рядовой войск СС.
– Он действительно так отозвался об Австро-Венгерской империи?! – воскликнула Фройнштаг. – «Старая распутница, которая привыкла, чтобы все ее насиловали»?!
– Дословно. Самому Наполеону, как вы помните, процесс изнасилования удался блестяще.
– Вы могли бы и обойтись без подобных уточнений и исторических пошлостей, Шторренн…
– Я-то мог бы, а Наполеон, как видите, нет. К тому же в баронессе течет кровь, родственная с той, что текла в жилах императора Австрии Франца I, умудрившегося столь бездарно распоряжаться «старой распутницей» во времена Наполеона.