Операция «Цитадель»
Шрифт:
Приземистый штандартенфюрер едва достигал груди Власова, он даже приподнимался на носках, чтобы показаться чуть повыше, хотя мысленно все еще господствовал над русским. Он подступил поближе к нему и, задрав голову, вызывающе смотрел на генерала, недвусмысленно прощупывая при этом пальцами кобуру.
– У гестапо, господин русский генерал, своя собственная субординация, позволяющая даже рядовому СС стрелять в любого русского, вплоть до маршала. Какое безобразие, что до сих пор вас об этом не уведомили!
– Успокойтесь, успокойтесь, штандартенфюрер, – Хейди поняла, что
Вольке взглянул на Хейди так, словно ему вдруг явилась дева Мария – обнаженная и в совершенно нетрезвом виде.
А ведь еще несколько мгновений назад штандартенфюрер смотрел на СС-вдову умиленно-влюбленными глазами. Не только затерявшийся в горной долине санаторий, но и сама эта женщина казались ему символами уже послевоенной, респектабельной жизни, германской мечты. И вдруг…
– Этот русский, – вмиг сорвавшимся голосом молвил он, – стал вашим, вдовы офицера СС, женихом?!
– Что вас смущает, господин Вольке?
– Но ведь вы же!..
– Если вы решились поздравить меня, штандартенфюрер, то делайте это спокойнее.
– Считаете, что в Германии найдется хотя бы один офицер, а тем более офицер СС, который решится поздравить вас с этим, – кивнул Вольке своей непомерно большой головой в сторону Власова, – выбором.
В этой ситуации Хейди держалась прекрасно. Она достала из стола зеркальце, кокетливо посмотрелась в него и великосветски повела плечами:
– К вашему сведению, штандартенфюрер, в течение последних дней я только то и делаю, что принимаю поздравления. Причем одним из первых поздравил рейхсфюрер СС Гиммлер.
– Рейхсфюрер?! – астматически выдохнул Вольке. – Этого не может быть!
Она сочувственно взглянула на Вольке и еще более внушающе продолжила:
– Времена пошли такие, господин штандартенфюрер, что теперь многое может быть, а главное, со всяким может случиться. Поэтому не нагнетайте ненужные страсти. Тем более что вы прекрасно знаете, где и в качестве кого служит мой брат. Или, может быть, вам напомнить? – спросила начальник госпиталя все тем же спокойным, уравновешенным тоном. И все же в голосе ее появились какие-то угрожающие нотки.
Напоминать Вольке не пришлось, поскольку в этом не было необходимости. Хейди и так никому не позволяла забывать, что брат ее служит в канцелярии Гиммлера. Хотя о том, что сам Гиммлер тоже является не только родственником, но и другом их семьи, ее личным покровителем, – решалась говорить, как теперь понимал Власов, крайне редко.
– Если я не пристрелил вашего русского в этом же кабинете, то лишь потому, что по-прежнему с искренним уважением отношусь к вашему брату. – Полковник решил в упор «не заметить» появления в их разговоре очень опасного действующего лица – командующего войсками СС.
– Напрасно вы так разволновались, господин штандартенфюрер, – попыталась угомонить его Хейди. – Устраивайтесь, у нас в санатории вы прекрасно отдохнете.
– Только из уважения к вашему брату! – просипел штандартенфюрер, решительно направляясь к двери. У него явно что-то не ладилось с гортанью. – Но и в этом случае я не позволю учить меня субординации русским, которых производят здесь в генеральские чины, вместо того чтобы производить в повешенные! – яростно прохрипел он, уже стоя в приемной.
А затем Власов отчетливо услышал, как, уже за дверью приемной, штандартенфюрер на последней ноте своей сиплости прошипел:
– Русише швайн!
Власов встретился взглядом с Хейди, но та повелительно покачала головой, дескать, не смей слышать этого. Хотя уже через несколько мгновений Марта вкрадчиво поддержала гестаповца:
– Вы совершенно правы, господин штандартенфюрер. Это возмутительно.
Но и в этом случае Власову не оставалось ничего иного, как сделать вид, что ничего особенного там, за дверью, не происходит. Зато Хейди не сдержалась:
– Наконец-то я уволю мерзавку, – покачала она запрокинутой головой. – Теперь это уже неотвратимо. Причем сделаю это с чистой совестью. Не из мести, из справедливости.
– Исключительно из справедливости, – согласился с ней Власов.
12
Усевшись рядом со Шторренном, Лилия придержала его руку, как раз в тот момент, когда он попытался включить зажигание.
– А вот теперь уже торопиться не надо.
Лилии показалось, что она слишком рано покинула этот особняк. Унтерштурмфюрер видела, что баронесса и два каких-то типа, очевидно, те же, что подслушивали их разговор, притаившись за спинами средневековых рыцарей, все еще стоят на ступенях у входа. И это заставляло ее подумать о том, а не задержаться ли? Может, даже стоит пригласить баронессу в машину?
«Не надейся, количество нолей в твоем счете в „Альпийском банке” уже не прибавится, – осадила себя Фройнштаг. – Поэтому сиди и не нервничай».
– Что-то случилось? – встревожился Гольвег. Усевшись позади Фройнштаг, он чуть приоткрыл дверцу и, пригнувшись, с пистолетом в руке, наблюдал за венграми. – Создается впечатление, что нам придется отходить отстреливаясь.
– В том-то и дело, что не случилось, – проворчала Лилия. – Да спрячьте вы свой дробовик, Гольвег. Никто не собирается преследовать нас.
– Не самоуспокаивайтесь, Фройнштаг. У меня предчувствие.
– Странно, никогда раньше оно не озаряло вас.
Теперь Фройнштаг уже почему-то ясно осознавала, что слишком поторопилась прервать беседу. Нужно было попытаться войти в доверие к этой двадцатисемилетней баронессе, выяснить кое-какие нюансы замыслов Салаши, поинтересоваться силами, что стоят за ним и на поддержку которых Юлиша рассчитывает в случае переворота.
«Но разве выведенная в записке сумма гонорара – еще не проявление доверия? – язвительно спросила себя унтерштурмфюрер. И тут же ответила: – А почему бы тебе не предположить, что это всего лишь бумажка? Отвлекающий маневр, проверка перед возможной вербовкой. И потом, ты забыла, что уже после того, как Юлиша вручила тебе эту бумажку с нолями, у нее в комнате зазвенел телефон, и тебе не известно, что этой бордельной политиканше пришлось выслушать, пока ты не спеша направлялась к своей машине».