Операция «Цитадель»
Шрифт:
– Но там трудно будет разобраться, кто с кем сражается, – глухим, охрипшим голосом ответил Фёлькерсам.
– Вы невнимательно выслушали мой приказ, гауптштурмфюрер! Я ведь не приказывал разбираться! Я приказывал истребить всех, кто держит в руках оружие! Но если при этом погибнет несколько десятков тех, кто представления не имеет, как его держать, вам, лично вам, фон Фёлькерсам, это простится! Я заранее отпускаю все ваши грехи!
Фёлькерсам был не из тех, кто бросался выполнять приказ, не высказав своего мнения. Его батальон лишь недавно пополнился новобранцами и добровольцами из некоторых тыловых подразделений,
– Однако докладывают, что в борьбе с силами Сопротивления там задействованы солдаты и полиция. Причем тех и тех достаточно. Другое дело, что они не спешат с решительной атакой на позиции партизан.
– Меня не интересуют доклады венгерских «полководцев», гауптштурмфюрер! Мало того, меня совершенно не интересует, что именно там происходит. Если мне не изменяет память, ваш батальон именуется истребительным?
– Так точно.
– Так истребляйте же, дьявол меня расстреляй, гауптштурмфюрер, истребляйте! Солдат, полицию, партизан…
– Впереди у нас важные дела, и мне бы хотелось избежать каких бы то ни было потерь накануне известной вам операции.
– Вы опять ничего не поняли, Фёлькерсам! Именно жертвы, то есть потери нескольких наших людей, нам сейчас и нужны. Небольшие потери, но обязательно – в результате вынужденного вмешательства наших солдат в наведение порядка в центре венгерской столицы.
Фёлькерсам удивленно промолчал. Беречь своих солдат от него требовали всегда, а вот терять их – требовали впервые.
– Среди моих новобранцев есть несколько местных фольксдойчей, полувенгров-полуцыган. Придется испытать их в деле.
– А никто и не собирается создавать правительственные комиссии для выяснения родословной кого-либо из этих проходимцев.
– Как прикажете, штурмбаннфюрер.
23
Скорцени положил трубку и умиротворенно взглянул на стоявшего навытяжку Хёттля.
– Вас беспокоят еще какие-то страхи?
– Уверен, что парни из «Центра» действительно истребят все, что попадется им в том районе под руку. Однако ситуации это не спасет. Вот папка с еще двумя десятками донесений. Я просил бы ознакомиться с ними.
– А как вы думаете, Хёттль, что в тех трех папках, что давно лежат у меня на столе? Поздравительные открытки? Виды Будапешта?!
– Не могу знать.
– Так вот, никакие донесения, штурмбаннфюрер, меня уже не интересуют. Лично мне совершенно ясно, что именно здесь происходит. Непонятно только, чего вы вместе с уважаемым уполномоченным фюрера в Венгрии бригаденфюрером Везенмайером ждали до сих пор? Почему позволили событиям развиваться таким вот, несуразным образом?
– Но, господин Скорцени…
– Какого еще благословения господнего, кроме воли и доверия фюрера, вам не хватало?
– Мне понятно ваше возмущение, но, все же, у нас не было соответствующих полномочий.
– Каких именно полномочий у вас не было? – совершенно спокойно, с убийственной улыбкой-гримасой поинтересовался
– Я имел в виду… – взволнованно пробубнил худощавый с болезненно серым лицом штурмбаннфюрер, – столь широких полномочий, какими наделены вы, штурмбаннфюрер.
– Я наделен точно такими же полномочиями, какими наделены вы: навести, наконец, порядок в этом азиатском караван-сарае.
– Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы у вас, Скорцени, складывалось подобное мнение обо мне. Вы ведь помните, как мы вместе проводили операцию «Айхе» [87] . Мое участие в операции по освобождению Муссолини могло засвидетельствовать…
87
«Айхе» (нем.) – «Дуб». Кодовое название операции по освобождению Бенито Муссолини.
– Вы даже изъясняться начали, как покрывшийся плесенью дипломатишко, – поморщился Скорцени.
Хёттль виновато и как-то заискивающе улыбнулся.
– Уверен, что в ходе операции все прояснится.
– Там, на вершине Абруццо, со мной был диверсант Хёттль. Но вот вас повысили в чине, назначили начальником… и передо мной совершенно иной человек. Впрочем, ладно, Хёттль, – добавил он уже более добродушным и даже снисходительным тоном. – Не время сейчас.
– Вы правы, Скорцени, не время, – примирительно согласился Хёттль.
Для него не осталось незамеченным, что Скорцени упомянул о повышении его в чине. Хёттль всегда чувствовал себя неловко оттого, что сам Скорцени все еще оставался майором СС и что его, Хёттля, сравняли с ним в чине. Но ведь не от него это зависело.
– Передайте с помощью своих шифровальщиков, – произнес тем временем первый диверсант рейха, – в ставку «Вольфшанце» и в Главное управление имперской безопасности, Гиммлеру, что, в рамках общей операции «Цитадель», нам все же придется провести заранее оговоренный штурм правительственных зданий. – Он замялся, взглянул в окно на все плотнее укутывающуюся свинцово-пепельным туманом мощную стену городской крепости и, подумав о том, что вышибать ее ворота придется не иначе как танками, завершил: – Мы покажем венграм и всему миру, что такое настоящий «Бронированный кулак».
– Простите?
– Вам не послышалось, я сказал: «Бронированный кулак». Именно так этот штурм и будет называться, Хёттль. Попомните мое слово: под таким кодовым названием вся эта заварушка и войдет в историю войны. Как уже вошла в нее операция «Айхе».
24
Капитан Галаши остановил свою машину во дворе резиденции гестапо в Будапеште и мысленно перекрестился. Он сидел с водителем, которого знал как абсолютного надежного, своего, человека. Однако сейчас это его не спасало. Другое дело, что на заднем сиденье, связанный, с кляпом во рту, лежал пленник в цивильном. А значит, условие, выдвинутое Скорцени, было выполнено.